– В чем дело? – возмутилась незнакомка.

Рука Кайлмора бессильно упала, когда на сердце опустилась страшная тяжесть. Это не Сорайя. Сорайя была слишком умна, чтобы рисковать, были умны, теперь он это понимал, и все ее планы.

– Я ошибся, мадам. Прошу прошения. Я принял вас за другую.

– Придержите руки, сэр, пока не убедитесь, к кому пристаете!

Она была привлекательной, не первой молодости, но с красивыми чувственными губами и блестящими темными глазами. Когда-то он мог бы остановиться и узнать, не обязана ли она своей стройной фигурой только корсету.

Кайлмор повторил извинения, но уже забыл об этой женщине. Он выбросил ее из головы с такой же легкостью, с какой смахнул бы пылинку со своего рукава. Нисколько не задумываясь.

Он пошел назад, к тому месту, где так неожиданно соскочил с седла. Бог знает, там ли еще его лошадь.

Но какой-то блюститель общественного порядка привязал ее к коновязи у гостиницы. По крайней мере ему не придется идти пешком до Мейфэра – хотя в таком состоянии ума это могло оказаться безопаснее.

Кайлмор сел на лошадь, но мысли были далеки от многолюдных улиц столицы.

Где могла находиться Сорайя? Он знал ее уже шесть лет.

С болью в сердце он вспоминал о том, как впервые увидел ее. Словно молния с ясного летнего неба, она только что прибыла в Лондон из Парижа. Тогда ее покровителем был сэр Элдред Морс, богатый и стареющий баронет, занимавший какую-то должность в английском посольстве во Франции. Сэр Элдред был холостяком, а его страстью были красивые вещи. И в то время самой красивой вещью в его знаменитой коллекции была молодая любовница, несравненная Сорайя.

Вскоре после ее приезда Кайлмор, с нескрываемым любопытством желавший посмотреть на это создание, поставившее на уши всех мужчин светского общества, встретился с нею в городском доме Морса. Кайлмор оказался совершенно не готов к тому впечатлению, которое она произвела на него, хотя всеобщий экстаз мог бы предупредить его.

Конечно, Лондон и раньше видел красивых женщин.

Но Сорайя… это было нечто большее.

В гостиной сэра Элдреда один лишь взгляд на нее пробудил в Кайлморе то самое желание покорять и обладать, которое вознесло его обнищавших предков, лэрдов Северного нагорья, до положения герцогов королевства.

Но отсутствие интереса к нему со стороны красавицы с ледяным взглядом было оскорбительно явным. Ничто из того, что он говорил или делал, никакие материальные блага, которыми он тряс перед ее точеным носиком, не могли разлучить ее с пожилым любовником.

Казалось, в тот лондонский сезон каждый мужчина из высшего общества делал попытки увести ее. До тех пор, пока не стало окончательно ясно, что, как ни удивительно, Сорайю вполне устраивало ее положение.

Вот в это время к ней и пришла по-настоящему дурная слава:

Три молодых человека, лучшие представители своего поколения, подающие большие надежды, застрелились от любви к ней. Происходили дуэли, некоторые со смертельным исходом, совершенно бессмысленные, потому что выжившие прекрасно понимали, что их победы нисколько не приближают достижения того, чего они страстно желали.

За несколько месяцев пребывания в Лондоне любовница сэра Элдреда Морса стала самой ненавидимой, самой боготворимой и самой скандальной женщиной в Англии.

Кайлмор наблюдал за происходящим со все возрастающим чувством неудовлетворенности. Вся его власть, все его богатство, все, чем он мог бы привлечь ее, не могли разрушить эту проклятую, необъяснимую преданность толстому баронету.

Кайлмор тайно послал во Францию своих людей разузнать о ней все, что смогут. Но и в Париже она была так же знаменита, так же преданна и непостижима, как и в Лондоне.

Конечно, ходили слухи, но они все, как ни досадно, не находили подтверждения. Некоторые говорили, что сэр Элдред спас ее из турецкого гарема, или из гарема в Египте, или в Сирии, или в Персии. Слишком героический поступок для довольно тучного баронета, хотя экзотическое имя девушки указывало на восточное происхождение.

Если только ее действительно звали Сорайя, в чем Кайлмор всегда сомневался.

Были люди, предполагавшие, что она была прачкой, которую Море подобрал в закоулках около рынка. Или что она была раньше малолетней проституткой, которой представился счастливый случай встретить богатого английского милорда.

Кайлмор всегда со скептицизмом относился к этим историям, которые слышал не один год. Его собственная догадка заключалась в том, что если она настоящая француженка, то происходит из респектабельной семьи, пострадавшей во времена революции или Бонапарта. Он мог бы держать пари, что временами заметно ее хорошее воспитание. В свободном владении собой она превосходила любую из его знакомых благородных дам.