Когда орудия были нацелены, пришло другое сообщение. Высадились полтораста морских пехотинцев. Без лошадей и артиллерии, направляются на север. Остальные люди остались на берегу. Все четверо разведчиков вернулись к месту засады.

Анри Лассан выбрал место, и сделал это хорошо. Пушки были направлены на опушку леса, росшего на вершине небольшого холма, вдававшегося в прибрежные песчаные дюны. На песке стояли два домика, но оба сгорели в прошлом году, и их обуглившиеся были разбросаны по всей округе, по которой предстояло идти морским пехотинцам.

Намеченное для орудий место также давало и защиту людям Киллика. Двенадцатифунтовки были скрыты в тени деревьев, и картечь внезапно вылетит из темноты. И даже если морские пехотинцы рискнут контратаковать через простреливаемый участок, им придется взбираться на осыпающийся песчаный холм шести футов высотой и достаточно крутой.

Двадцать человек отступили к передкам орудий, а остальные подготовили большие пушки. Стволы на лафетах следовало перевести из походного положения в боевое, затем цапфы закрепили железными болтами, забили в стволы порох и картечь. Картечь взяли из арсенала «Фуэллы» и обмотанные холстом свертки с пулями будут вытолкнуты четырьмя фунтами и четырьмя унциями французского пороха, который был насыпан в мешочки, сшитые под калибр орудий. Через запальное отверстие мешки с порохом проткнули специальной спицей, и в оловянные трубки засыпали мелкий порох, который должен был поджечь заряд в стволе.

Киллик наклонился к казеннику пушки. Он выбрал оптимальный угол обзора и провернул медную ручку подъемного механизма. Он проверил так каждое орудие и взглянул в то место на песке, куда он собирается направить смерть. Мощь орудий придала Киллику уверенности.

— Комендант передает вам благодарность, Корнелиус, — лейтенант Лайам Догерти предупредил Лассана о подходе британцев.

Киллик рассмеялся как бы в ожидании победы.

— Им еще идти шесть часов, Лайам, — он зажег сигару, — но когда они придут, мы убьем всех этих чертей.

— Разумеется, убьем. — Для Лайама Догерти предстоящая битва была частью мести британцам за жестокое подавление во время восстания "объединенных ирландцев". [16]

Отца Догерти повесили как повстанца, вздернули рядом с темным от торфа ручьем как собаку, а мать мальчика, вырастившего его в Америке, не позволила забыть это. А Лайам Догерти и не хотел забывать. Он представил, как красномундирники заходят на поляну, и смаковал, как он выпустит смерть из шести стволов.

Несколько крестьян, любопытствующих, что такое происходит на юге, подошли к лесу и наблюдали за приготовлениями американца. Корнелиус Киллик подозвал их. Ночью его обуревали страхи, он представлял катастрофу, но сейчас, перед лицом приближающегося врага, в удачно выбранной засаде, он почувствовал уверенность в успехе и был рад, что у этого успеха будут свидетели.

— Интересно, что бы сказали в Марблхеде, [17] если бы видели нас, — сказал он Догерти.

Лайам Догерти думал, что лишь немногие бы удивились этому рискованному приключению Киллика. У него всегда была репутация отчаянного.

— Может быть, они назовут улицу в вашу честь.

— Улицу? Почему не весь город?

Оставалось сделать лишь одно, и это было сделано со всей торжественностью. Корнелиус Киллик развернул большое знамя, снятое с «Фуэллы». Звезды и полосы нашиты женщинами Марблхеда и освящены пресвитерианским священником, который помолился за то, чтобы флаг увидел побольше крови врагов Республики. В тот день Киллик пообещал себе, что так и произойдет. Флаг, висящий под деревьями, будет поднят при первом же выстреле пушек и будет гордо реять, пока будут падать враги.

Корнелиус Киллик и команда «Фуэллы» были готовы.

Когда морские пехотинцы ушли, пляж стал казаться необычайно пустынным. Под пронизывающим ветром люди Шарпа, спотыкаясь, перетаскивали к дюнам свои рюкзаки, шинели и винтовки.

— Еще одна лодка, сэр, — сказал Фредриксон.

Шарп пробормотал что-то неразборчивое. Солнце опять зашло за тучи, и Шарп смог оглядеть в окрестности в подзорную трубу. На одном дальнем холме вроде виднелась тропинка, но не было никаких следов деревни или часовни, с помощью которым можно было бы сориентироваться по карте, разложенной на песке Фредриксоном.

— Капитан сказал, что мы вот тут, в трех милях к югу от мыса Аркашон.

Шарп отлично помнил карту и даже не взглянул на нее. Нет ни одной дороги на восток. Быстрее всего будет пойти к Аркашону, а там уже выйти к дороге на Бордо.

— Пойдем по берегу, следом за этими водоплавающими?

— Нет, разумеется, — Шарпу было плевать, если он больше не увидит Бэмпфилда. Он повернулся. — Мы пойдем по дороге вглубь страны. Граф де Макерр стоял на границе прилива и печально наблюдал, как его лошадей просто сбросили в воду с длинными веревками. Лошадям пришлось плыть за шлюпкой на привязи, и граф опасался за них.