— Отвяжись! Со мной все в порядке.

— То-то гляжу, и фургон ты решил, привести в порядок! — хихикнул Хау и вынул флягу. — На вот, глотни-ка лучше!

— Спасибо. Ни к чему это.

— Ну как знаешь. А я пропущу глоток-другой. Твое здоровье! Уф-ф! Кстати, обратил внимание, что с нами не было Джоша Мюррея?

— Нет, не заметил.

— Вот, а Чаксвилли сразу усек. И поднял хай. А никто ничего и не знает. Или, может, прикидываются. Но я — я-то знаю!

Джек хмыкнул.

— Тебе разве не интересно? — спросил Хау.

— Да так, не то чтобы очень. Лично меня ведь это не касается.

— Да ты не в себе, приятель! В том-то и штука, что касается. Ладно, не стану больше темнить — Джош по заданию Вонга приглядывает за кадмусами на вашей ферме.

— Зачем это еще? — заинтересовался Джек.

— Эд уверен, что Полли все еще там. — Хихикнув, Джордж снова припал к фляге. Затем подхлестнул единорогов и, когда фургон снова набрал скорость, заорал, перекрывая стук колес: — Эд упрямец, каких свет не видывал! Что твой единорог! Увидишь, он еще схлестнется с Чаксвилли.

— Легко ему уже не отделаться. Для Чаксвилли кого-то прикончить, что раз плюнуть.

— Это если только Эд не сунет ему нож под ребра чуток раньше! Он притих сейчас, но овечкой только прикидывается. Своих выбитых зубов Эд никогда и никому не простит.

— Интересная у нас война! Я думал, с жеребяками, а выходит — друг с другом.

— Разногласия следует устранить до начала настоящих боевых действий.

— А ты, Хау, сам-то на чьей стороне?

— А мне что за дело? Пусть себе грызутся. Без меня. Я жду настоящей свары — с жеребяками.

Сделав еще один изрядный глоток, Хау уставился на Джека.

Кейдж помнил этот его взгляд — обычно он предшествовал вспышке буйства. Джек подобрался.

— Хочешь, скажу тебе кое-что, Джек Кейдж? — продолжал Хау уже слегка заплетающимся языком. — В День «Ужей» немало собственности перейдет из рук в руки. Многим захочется под шумок свести кое-какие… личные счеты. Как людям, так и жеребякам. Когда этот день настанет… — Он вновь надолго припал к фляге. — Может статься, вскоре я стану лордом Хау. Ох, и монументище же отгрохаю тогда своему бедному старикашке не пережившему кровавой неразберихи!

— Неудивительно, что твой отец считает сына жирным и тупым выродком! процедил Джек.

— Прикуси-ка лучше язык, Кейдж! Став бароном, я никому из обидчиков спуску не дам! Даже таким, кто знавал меня просто Джорджем. — Он отбросил опустевшую флягу. Вожжи в его руках провисли; единороги едва плелись. — Ты вот считаешь себя шибко умным, Кейдж! Хочешь, докажу обратное? Помнишь, я недавно сказал, будто мне все равно, кто в сваре среди своих возьмет верх над «ужами». И ты поверил мне. А ведь я солгал. Ха! Я всегда лгу. Обожаю водить людей за нос. И мне известно кое-что такое, о чем ты даже и не подозреваешь. О сумасшедшем Вонге и его большеглазой крале. А также об этом самодовольном плебее, наглом парвеню Чаксвилли…

— Что такого ты можешь знать?

Хау погрозил Джеку пухлым пальчиком и надул щеки:

— Не погоняй, пока не запряг! Попроси как следует. — Он дотянулся до куртки и извлек из кармана еще одну флягу.

Джек ухватил его за ворот и рывком притянул к себе:

— А ну, говори, раз. начал!

Хау перехватил флягу за горлышко; не мешкая, Джек нанес резкий удар ребром ладони по заплывшей жирком бычьей шее.

Хау без звука опрокинулся назад в фургон. Джек подобрал вожжи и буркнул через плечо:

— Жив он там еще?

— Дышит пока.

Сзади раздался смех. Джеку малость полегчало. Ударом по загривку пьяного болтуна он дал выход подавленной ярости.

Жаль только, что так и осталось неясным, на что же тот намекал.

На протяжении всех шести миль от Черной скалы до предместий Сбейптаху единорогов нисколько не щадили. Джек поражался, как еще выдерживают они подобный аллюр — того и гляди падут, не. дотянув до города. А ведь предстоит еще изрядный крюк, объезд окраинами, чтобы не обнаружить себя раньше времени. Да добрых семь миль до родной фермы Кейджей, где и намечено схоронить до поры добычу. Сдюжат ли?

Но за полмили до Сбейптаху Чаксвилли остановил обоз.

Только тогда Джек и остальные «налетчики» обнаружили, что посвящены далеко не во все планы командования.

Из лесу вынырнули люди с факелами, выпрягли заморенных животных, подвели свежих. Чаксвилли всем участникам рейда велел переодеться и вновь принять «человеческий облик». Пока приводили себя в порядок, Хау чуть не выпал из фургона. Он потирал шею и подслеповато щурился на факелы: — Что со мной стряслось?

— Шмякнулся, и дух вон! — ответил голос из темноты.