– Для исполнения приказа потребуется некоторое время, – заявил Ратборн.

– Право, ты совсем потерял рассудок! – вспылила Батшеба. – Мы и без того ведем себя неосторожно. И тратим драгоценное время.

– Думаю, пора честно признать собственное поражение. Детей мы потеряли. Они могут оказаться и впереди, и где-то за нами. В стороне или прямо у нас под носом. И все же мы не смогли их найти и, судя по всему, в ближайшем будущем не найдем. Чем больше времени проходит, тем больше вероятность ошибки. Так, например, нынешний маршрут не доведет нас дальше Чиппенхема. Можно, конечно, продолжать расспросы по дороге в Бат – но путь из Чиппенхема в Бристоль немного короче и прямее. Не можем же мы одновременно проверить оба маршрута!

Батшебе почему-то стало жарко, потом обдало ледяным холодом. Даже не зная о существовании дороги через Чиппенхем, она пришла точно к такому же выводу. Однако до сих пор каким-то образом удавалось подавить и саму мысль, и отчаяние, вызванное полной беспомощностью.

Неудивительно, что она с такой легкостью уступила желанию. Просто стало ясно, что дело проиграно и скандал неизбежен.

– Поводов для ужаса нет, – снова прочитав на лице ее чувства, успокоил Бенедикт, – Не все еще потеряно. Просто необходимо рассмотреть задачу по-новому, под другим углом.

Батшебе вовсе не хотелось рассматривать задачу. Хотелось упасть на колени и зарыдать. По-детски, не стесняясь. Она не могла больше выносить взрослую жизнь. Не могла больше быть матерью. Не имела сил исправлять положение, расхлебывать чужие неприятности и улаживать неурядицы и конфликты.

– Прекрати сейчас же, – приказал Бенедикт, вновь мгновенно поняв ее мысли. Но сказал он это мягко, почти нежно, а потом подошел и обнял. Батшеба не выдержала и расплакалась.

Гроза оказалась короткой и скоро прошла, однако он не размыкал объятий. Едва Батшеба успокоилась, он нежно сказал:

– Ты просто устала.

– Вовсе не устала, – возразила она. – Спала несколько часов.

– И все же ведешь себя, как маленький ребенок, которому давно пора отдохнуть.

– Что бы ты понимал в детях, которым пора отдохнуть? – обиделась она.

Он пробормотал что-то невнятное, а потом схватил ее в охапку и водрузил на монументальную кровать. Батшеба тут же подскочила.

– Я вовсе не ребенок и не хочу отдыхать!

– Зато я хочу, – серьезно заявил Бенедикт и преспокойно улегся рядом.

– Ну и пожалуйста, – заключила она. Попыталась было выскользнуть из постели, однако сильная рука тут же схватила за талию и вернула на место. – Нам нельзя спать в одной кровати, – предупредила Батшеба. – Это добром не кончится.

– Знаю, – отозвался Бенедикт и быстрым ловким движением положил ее на себя.

Батшеба так старалась вести себя ответственно, обдумывать слова и поступки.

И вот стоило ему лишь позвать – властно, по-хозяйски, – и вся линия обороны мгновенно рассыпалась.

– Это нечестно, – прошептала она и опустила голову. Губы оказались возле его губ.

– Совершенно верно.

Губы встретились и сомкнулись. Она снова стала юной, а кровь помчалась по венам горячим потоком. Они целовались самозабвенно и бесстрашно, и Батшеба отчаянно нырнула головой вниз – в бездонный омут чистого первозданного наслаждения: его вкус, его прикосновения, его запах – ощущение большого, сильного и прекрасного мужского тела.

Теплые нежные руки двигались по ее телу, и тело безвольно, беспомощно отвечало на призыв. Руки… прикосновения… Казалось, стоит ему прикоснуться, и она тут же умрет. А теперь хотелось раствориться в этом прикосновении и в переполнявшей душу радости, в звенящем потоке чувств.

Ослеплена. Влюблена до безумия. Обращена в рабство.

Ну и что? Какое это имеет значение?

Он опять принадлежал ей, пусть всего лишь на несколько коротких мгновений. Она прервала поцелуй, села, взяла его руки в свои и провела ими по животу, к груди. Крепко прижала и, выгнувшись, застыла в безмятежном, бездумном счастье.

– О Боже, – пророкотал он. – О Господи! Ты убьешь меня, Батшеба!

Он притянул ее к себе и снова принялся жадно целовать. Сначала в губы, потом в шею. Ей не терпелось ощутить его существо в глубине собственного тела, однако прежде чем она успела дотянуться, он перевернул ее и оказался сверху. Сжал ее ладони и удержал их на постели по обе стороны головы. Пристально посмотрел в глаза и едва заметно, загадочно улыбнулся.

– А теперь позволь слегка убить тебя.

Склонился и покрыл поцелуями плечо и руку – проложил дорожку к ладони, которую продолжал удерживать на постели. Лизнул запястье – так неожиданно, что острое ощущение заставило ее вздрогнуть от молнии непреодолимого желания. Она беспомощно дернулась, сраженная вожделением.

Сладкая пытка. Восхитительное мучение.

Он принялся точно так же испытывать другую сторону тела, а потом медленно направился вниз. Она погрузилась в чувства, в восторженные ощущения, странные и чудесные. Каждая ласка, каждое прикосновение губ, языка и рук отзывались горячими молниями в тайных глубинах тела, в обители наслаждения.