Начальник "Севрыбы" пересказывал мне идею кооперации, ее необходимость, но я понимал, что говорит он не об экономическом механизме партнерства. В его ломком, иногда взвивающемся голосе ощущалась неприкрытая боль за поморов, за живущие на последнем напряжении поморские села, которые он впервые объехал и облетел, увидев все своими глазами. Там, на местах, он познакомился с каждым председателем, отметил плюсы и минусы хозяйств, определив наметанным глазом не только имеющиеся, но и готовые вот-вот открыться бреши. Он говорил о том, что стимулировать хозяйство надо не только повышая закупочные цены, но, главное, снижая их за счет снижения себестоимости.

Поднять заинтересованность колхозников можно не увеличением суммы денег, которая лежит на колхозном счету в банке мертвым грузом, а только их реальным оборотом. Деньги без лимитов - цемента, дерева, металла, механизмов, электроэнергии, горючего, продуктов и товаров широкого потребления - ничего не стоят. Это фикция. Деревне нужна не помощь шефов, развращающая человека, который привыкает рассчитывать на чью-то постоянную поддержку, а сотрудничество, проверяемое качеством и количеством продукта, в конечном счете - качеством труда.

Каргин говорил о том же, о чем думал и я, уходя из Чапомы по берегу четырнадцать лет назад: о новом дне старых поморских сел, о той огромной социальной революции, которую должна нести перестройка хозяйственной структуры края - то, что обещает межхозяйственная кооперация, разрушая последние барьеры, оставшиеся как память от давным-давно исчезнувшего нэпа...

Потом был стремительный полет на Терский берег - с Гитерманом, Егоровым, партнерами колхозов, со Стрелковым. Тень от вертолета бежала по бесконечным пространствам болотистых тундр, скользила по свинцовым разливам огромных озер. Ленты новых дорог, связавшие между собой населенные пункты, тянулись между прямоугольниками возделанных полей, изумрудная зелень которых была окаймлена неизбежным розовым бордюром кипрея. Я увидел поднявшиеся за это время современные кварталы Умбы на том месте, где мой знакомый предрика торжественно закладывал маленькую поселковую баню, которую уже успели снести, и еще раз подивился, как время меняет масштабы наших представлений и оценок.

И, наконец, возникла Чапома...

Тогда, вернувшись в Мурманск, я сказал, что напишу обо всем этом - о планах, трудностях, о том, во имя чего все это делается. Обещание я сдержал. Статья в "Литературной газете" помогла решить вопрос о закупочных ценах. Теперь колхозы могли продавать продукты сельского хозяйства своим партнерам по тем же ценам, по которым у них должны были бы принимать государственные заготовительные организации. Вот почему еще год спустя я оказался в уже построенной чапомской гостинице для зверобоев: я хотел увидеть, что получилось из широких планов мурманчан, какие новые "рифы" стоят на путях у капитанов поморских сел. То, чего мы добились совместными усилиями, было совсем немного. Это было самым началом, но с чего-то надо было начинать?

– Начать-то начали, слов нет, кооперация вещь хорошая, даже прекрасная, я за нее двумя руками теперь держаться буду, да только, видишь ты, дело какое: колхоз вроде бы как в стороне остается, не кооперация при нем, а он при кооперации, понимаешь? С одной стороны - мы вроде бы хозяева, для нас все делается, нам во благо, а если с другой стороны посмотреть, то все как бы помимо нас идет: нам, нам, а ни проконтролировать эту самую стройку, ни повлиять на нее мы не можем... Вот ведь тут незадача какая!

Стрелков, коренастый, широкоплечий, чуть косолапит на ходу, как все здешние жители, выработавшие шаг на кочкастой тундре и на прибрежном песке. И мне, отвыкшему от здешнего грунта, невольно приходится поспешать за вообще-то неспешащим председателем колхоза "Волна".

Впрочем, как это неспешащим? У председателя колхоза дел всегда невпроворот: всем он нужен, всегда к нему есть вопросы и просьбы, телефон не переставая трезвонит, надо сводки в район давать, думать о косовице, которая никак не ладится из-за на редкость переменчивой погоды. Скоро лето на осень повернет, падут холодные дожди да туманы, сено на вольном воздухе не просушишь, и пойдет оно гнить в зародах, даже если удастся его с сеногноя поднять.

А здесь еще стройка - самое главное, что только есть сейчас в жизни колхоза. Все надежды возложены на это первое крупное дело межхозяйственной кооперации.

– Ну, так что же она, кооперация?
– спрашиваю я замолчавшего председателя, вырвавшегося в это утро из круговерти неотложных дел, чтобы пройти со мной по строительству.

– Что кооперация? Мы ведь тоже не сразу на нее пошли. Посмотрели да подождали, посчитали, как и что будет... Дело-то известное! Сколько всяких планов нам предлагали, какие златые горы за прошедшие годы сулили, как хозяйство трясли - а все пшиком выходило. Одни слова! Приедет начальство, наобещает всего... Ты ему о том, что болит, а оно знай только глазом косит: скоро ли к ухе да к закуске позовешь? Нам рыбки нашей не жалко, хоть и на счет ее ловим, лишь бы дело было. А тут - прости-прощай, да и был таков! А когда ты к нему в Мурманск приедешь, он уже и думать о тебе позабыл...

– А теперь как?

– Теперь - дело другое. Когда сам Каргин по селам поехал, тут уж поверить пришлось. Сколько живу, первый раз "Севрыба" о колхозниках своих на берегу вспомнила! И наши партнеры, грех обижаться, четко работают: и трубы там, и емкости, и кабель корабельный, и арматура вся, какая нужно... Ты вот посмотри, как за один год Чапома переменилась...

Стрелкова на ходу перехватывает электрик, высокий белобрысый парень. Похоже, сын кого-то из Немчиновых, они в роду все высокие да белобрысые, и наверняка я видел его среди оравы ребятни в свои прежние наезды. Теперь они успели вырасти, измениться, повзрослеть, и мне их уже не узнать. Пока электрик обсуждает с председателем свой вопрос - что-то о распределительном щите, о каких-то лампах, за которыми надо лететь то ли в область, то ли в район,- я могу еще раз осмотреться и признать, что Чапома действительно изменилась.