Понимаю, прокуратор.

Так что ж ты рассказываешь мне сказки?

Я рассказываю правду.

Пилат останавливается, сжав губы, смотрит Лонгину в лицо, какое-то время молчит.

Я знаю, что ты никогда не пьешь на службе, Германик, иначе велел бы высечь тебя. Ты являешься ко мне с историей о небесном создании, которое отвалило камень от гробницы, не касаясь его руками, о громовом голосе, обратившем в бегство наших ребят… кстати, а куда девались молодцы из храмовой стражи?

Они бежали первыми. Я не буду их осуждать: это и вправду было страшно.

А ты почему не бежал?

А я упал в траву. Я должен был остаться, но стоять не мог. Только бежать или лечь. Вот они меня и не заметили.

Кто? Эти… божественные существа?

Да нет, они-то видели меня насквозь, словно на мне не то что доспехов и одежды — а и кожи с мясом нет… Я же говорю: страшно. Не заметили женщины — эта, Мириам из Магдалы, и еще несколько — не знаю их имен.

Постой… Мириам из Магдалы? Та, которая спала с Требоном из второй манипулы? (Лонгин молчит) Впрочем, это неважно. Значит, там были женщины и эти небесные существа?

Да… Нет. Женщины были там, но небесных существ они не видели.

Ты видел, а они нет? Как такое может быть.

Наверное они были невидимы для женщин. Те скоро убежали, крича, что Учителя кто-то похитил из гроба. Осталась одна Мириам. Я ее не видел, потому что лежал лицом вниз и просто ждал, когда существа убьют меня или уйдут…

Час от часу не легче — ты лежал лицом вниз, откуда ты знаешь, что она там была?

Потому что я услышал ее голос. Может быть, она тоже убежала, но вернулась.

Ладно, хотя у меня уже заканчивается терпение. Дальше?

Эти существа заговорили с ней. «Женщина, почему ты плачешь»? А она ответила — «Взяли моего Господа и не знаю, куда Его положили». И тут новый голос спросил ее — «Мириам, почему ты плачешь»? И я решился поднять голову. Прокуратор, это был Он. Живой.

Ты меня без ножа режешь, Лонгин. Ну, придумай хоть что-то более убедительное.

Я не лгу, прокуратор.

Так солги, дубина! Неужели так трудно рассказать, что караульные уснули, и в это время ученики украли тело, а когда ты пришел проверять посты, гроб был уже открыт и пуст?

Тогда Севера и Криспа обезглавят, а они не засыпали на посту. И не виноваты в том, что покинули пост. С небесными созданиями невозможно было сражаться.

Но если ты будешь держаться этой сказочки, я велю обезглавить тебя. В Уставе нет никаких исключений для небесных существ. Покидать пост не разрешается ни при каких обстоятельствах. А ты их покрываешь.

Это уж воля ваша. Я говорю лишь о том что видел, а видел я, что Иисус из Галилеи воскрес.

Нет! Нет и нет! Ты видел голого мужика, который разговаривал с еврейской шлюхой! И если бы ты задержался там подольше, ты бы увидел и все остальное!

Допросите ее.

Кого? Эту Мириам? Да Санхедрин рассмеется мне в рожу, а консул подотрется протоколом ее допроса! Она — женщина, и не того сорта, чтобы ее слово хоть что-то весило в суде. Кого ты еще мне посоветуешь?

Я уже не в счет? У вас есть сомнения в том, что я мужчина? Или гражданин Рима? Или в моей репутации?

(тяжело опускается на стул) Нет, ты мне вот что скажи: когда он успел? Ты же видел его всего ничего, я с ним говорил дольше, чем ты!

Он искупил меня. Он понес мои грехи.

(пряча лицо в ладонях) Безумие… (Сидит так несколько секунд, потом открывает лицо и поворачивается к Лонгину). А ведь это отличная мысль. Ты безумен, Германик. Ты свихнулся, сбрендил, сошел с ума. Этот город доконал тебя. Он кого угодно доконает. Я отправлю тебя в отставку по здоровью. Жаль, когда такой солдат так печально заканчивает, но что поделаешь — нельзя же держать на службе сумасшедшего кентуриона.