Мустафа легко для его мощной фигуры встал, прошел к столу.

— Гастроли иранского театра. — Он вопросительно посмотрел на Глеба.

— Замечательно.

— Даю две персонально для тебя. И еще пару при условии, что одна из них достанется красивой девушке.

— Принимаю. — Глеб с готовностью улыбнулся. — Коротко стриженная блондинка с нетрадиционной ориентацией пойдет?

Мустафа посмаковал вкус лукума на губах и кивнул, по-кошачьи прищурившись.

— Учти, придет с подругой, — предупредил Глеб. — Консерваторской йехуди [22] . Девка на это дело просто бешеная. Воюет на два фронта, как Гитлер. За последствия не отвечаю. Затрахают до смерти — на меня Хусейну не жалуйся.

Мустафа громко рассмеялся, закинув крупную породистую голову.

Он вернулся к столу с ярко раскрашенными пригласительными билетами. Глеб уже успел встать.

— Так рано уходишь? Мы же не посидели совсем! — На лице Мустафы проступило неподдельное разочарование.

— Извини, друг. Волка ноги кормят.

Глеб взял билеты, звонко треснул ими, как колодой карт. Заговорщицки подмигнул Мустафе.

— В субботу культурно отдохнем.

Мустафа закинул голову и вновь издал призывное ржание застоявшегося жеребца.

Глеб сидел на скамейке Тверского бульвара за спиной у серого Есенина. Гранитный поэт на дождь не реагировал. А Глеб довольно щурился, когда крупные капли мороси, сорвавшись с черных веток, шлепали по закинутому лицу.

Шины машин катили по влажному асфальту с ласкающим ухо шелестом. Крупные не размокшие катышки песка чуть слышно поскрипывали под ногами редких прохожих. Осень входила в город на цыпочках, оставляя за собой мелкие лужицы, как девчонка, выбравшаяся из холодного пруда.

Глеб встрепенулся, посмотрел на часы. Без четверти одиннадцать. Клиент никогда на «стрелки» не опаздывал и лишней минуты никогда не ждал. К внешним проявлениям того, что в определенных кругах называют «авторитетом», он относился с въедливостью церемониймейстера Букингемского дворца. Возможно, потому, что ничего другого, кроме химеры «авторитета», за душой не имел.

Глеб Лобов встал, с удовольствием потянулся всем телом. Перебежал улицу перед потоком машин.

Прошел мимо витрин «Макдональдса», косясь на беззвучный театр абсурда внутри. И нырнул в подземный переход.

В «трубе» было сыро и неопрятно, как в разорившемся платном туалете. Пахло спертым духом потных тел, размокшими окурками, котами и содержимым многочисленных киосков.

Глеб медленно прошелся вдоль стеклянной стены. Потолкался среди публики, тупо разглядывающей выставленное напоказ дешевое барахло.

Ровно в одиннадцать он протиснулся в магазинчик, торгующий женскими тряпочками. Чиркнул взглядом по лицу молоденькой продавщицы, заставив ее опустить глаза. Постучал условным стуком в металлическую дверь и вошел в подсобку.

Квадратное помещеньице было до потолка заставлено коробками. На свободном пятачке едва нашлось место для столика и раскладного табурета.

На нем, согнув сухое вытянутое тело, сидел пожилой мужчина с остроскулым лицом ветерана пересылок. Одет он был неброско, серо. Только и запомнишь, если столкнешься, долговязую фигуру и прощупывающий скользящий взгляд.

Мужчина прихлебнул чай из крышечки термоса, молча кивнул Глебу.

— Есть крупная партия «афганца», — сразу же перешел к сути Глеб. — Предоплата сто процентов. Самовывоз из Рязани. Можно брать прямо сегодня.

Мужчина подул на чай, разгоняя облачко пара.

— Пусть везут до Москвы, — сиплым голосом произнес он.

— Тогда и отдадут по московским ценам, — мягко возразил Глеб.

Мужчина дернул щекой.

— Сколько на круг выходит?

Глеб на пальцах показал — «три».

— Больно круто, — подумав, произнес мужчина. — По бабкам потянем, только потом куда его девать? Не жопой же есть.

Глеб уперся плечом в косяк. Поблуждал взглядом по коробочкам с бельем. На модельках тряпочки смотрелись идеально. Как будут выглядеть на покупательницах, толкущихся за железной дверью, поди угадай.

— Через неделю-другую ГУВД начнет гонять «чехов», — нейтральным тоном начал он. — И с «дурью» в городе возникнет напряженка.

Мужчина сосредоточенно прихлебывая чай, насторожился.

— Откуда знаешь? — выдохнул он в крышку.

— Газеты читаю внимательно. Война в Сербии кончилась, больше нашим лохам пудрить мозги нечем. А чтобы не вспомнили, как их в дефолт кинули, надо переключить внимание. «Чехи» и айзеры — метод испробованный.

Мужчина покосился на него, пополоскал чаем рот, сглотнул.