– Но, послушай, я могу помочь тебе.

– Нет, нет, никто мне уже не поможет.

Она подталкивала его к двери с таким исступлением, что он даже не пытался сопротивляться и только произнес:

– Я буду ждать от тебя новостей. Гостиница «Фромантен» на улице Фромантена. Спросишь Марселя, этого достаточно. Если не придешь, можешь быть уверена – через два дня я приду сам.

Прежде чем выйти за порог, он заставил ее повторить адрес.

Еще один день, еще одна ночь.

Северина ела, слушала, отвечала на вопросы лишь благодаря какому-то выработавшемуся автоматизму, не отдавая себе отчета в том, как это происходит. Захвативший ее водоворот, как выяснилось, носил ее поначалу только по самой поверхности. Теперь же она чувствовала, как ее затягивает в воронку, туда, где спирали, едва зародившись, тут же смыкаются. А рядом с ней плавали, словно картонные маски, лица Юссона и Пьера.

После третьей бессонной ночи Северина дошла до такого нервного истощения, что иногда ей даже хотелось, чтобы все как можно скорее закончилось. Однако когда Пьер, еще сидя в постели, просмотрел почту и прошептал: "Странно, после шести месяцев молчания!" – Северина мысленно произнесла мобилизовавшую все ее существо молитву, в которой просила, чтобы письмо было не от Юссона.

Между тем оно было именно от него, и Пьер вполголоса прочитал:

"Дорогой друг, Мне нужно с Вами поговорить. Я знаю, что Вы очень заняты. Поэтому чтобы Вам не отклоняться от Вашего обычного маршрута и поскольку я сам окажусь как раз в тех же местах, то буду ждать Вас завтра в сквере около Нотр-Дама в половине первого. Вы ведь в это время выходите из больницы, если я не ошибаюсь. Мое нижайшее почтение госпоже Серизи…"

– Письмо датировано вчерашним днем, значит, это на сегодня, – сказал Пьер.

– Ты не пойдешь, ты не пойдешь, – почти закричала Северина, прижимаясь к Пьеру, словно ей хотелось связать его своим телом.

– Милая, я не могу так поступить. Я знаю, что ты не любишь его, но это не основание.

Северине было хорошо известно, что в таких ситуациях Пьер оставался непреклонен и никогда не уступал ее желаниям: он поддерживал свободные и корректные отношения со всеми уважаемыми им людьми. И Северина безвольно отдалась потоку своих ужасных мыслей.

Это смирение длилось все то время, пока Пьер находился в квартире. Когда же она почувствовала, что вокруг нее воцарилась могильная тишина, когда она увидела и услышала – а она и в самом деле видела и слышала, – как Юссон начинает свой рассказ, она забегала по комнате, размахивая руками и выкрикивая, как настоящая сумасшедшая:

– Я не хочу… Я пойду… На колени… Он скажет… Пьер… На помощь… Он скажет: Анаис… Шарлотта… Марсель…

При упоминании последнего имени возвратившийся рассудок немного смягчил блеск ее глаз:

– Марсель… Марсель… Улица… улица Фромантена.

Когда она вошла в его маленькую, не внушающую доверия комнату на Монмартре, он был еще в кровати. Первой реакцией Марселя было затянуть Северину в постель. Но она даже не заметила этого, а приказала властно, как сама судьба:

– Одевайся.

Он хотел, чтобы она объяснила, в чем дело, но Северина остановила его:

– Я все тебе расскажу, но только скорее одевайся. Когда он был готов, она спросила:

– Который сейчас час?

– Одиннадцать.

– У нас есть время до половины первого?

– Время на что?

– На то, чтобы дойти до сквера Нотр-Дам. Марсель смочил салфетку, провел ею по лбу и вискам Северины, налил в стакан воды.

– Выпей, – сказал он. – Я не знаю, что с тобой случилось, но, если ты будешь продолжать в таком духе, надолго тебя не хватит. Как, немного получше?

– У нас есть время? – нетерпеливо спросила она, так как ей никак не удавалось сориентироваться, успевают они или нет: она не понимала и не слышала ничего, что не имело отношения к преследуемой ею цели.

Одержимость Северины оказалась заразительной. Марсель даже не попытался спорить с ней. Да и куда бы он только не пошел за Севериной с закрытыми глазами, после того как, отчаявшись найти ее, вдруг увидел ее перед собой – потерянную, молящую о защите. Ведь речь могла идти только об этом – он почувствовал это своей интуицией сутенера. Все подталкивало его сейчас к тому, чтобы повиноваться Северине: его любовь, природная вспыльчивость и дикий закон его среды, по которому мужчины, живущие за счет женщин, должны расплачиваться с ними своей отвагой и кровью.

– Мы будем там на час раньше, чем нужно, – сказал Марсель. – Что от меня требуется?

– Там посмотрим… Мы опаздываем.

Он понял, что Северина успокоится только тогда, когда окажется в том месте, куда стремится всем своим существом.

– Иди вперед, – сказал он.

Он быстро пошарил под подушкой, сунул руку в карман, потом нагнал Северину в коридоре. Сначала она не обратила внимания на то, что Марсель не подошел к такси, выстроившимся в ряд на площади Пигаль, а направился к крохотному гаражу на прилегающей улице. И только когда он начал там о чем-то говорить с каким-то человеком в промасленном комбинезоне, она запротестовала. Но Марсель грубо оборвал ее: