Конечно, есть разницаь между переводом Семидесяти и нынешними переводами с еврейского текста, пунктированного Масоретами; но разность эта не столь велика, как стараются выставить ее некоторые ученые по своим рассчетам и убеждениям; никогда она не доходит до противоречий, а состоит обыкновенно в отличии слов, имеющих сходное начертание, и в определении значения их. Притом, кто не знает, что с одного и того же древнего сочинения возможны неодинаковые переводы?! Следовательно, перевод Семидесяти не дает права заключать о повреждении еврейского текста, тем более, что Церковь никогда не выдавала его за перевод Богодухновенный, содержащий якобы подлинное и исключително верное изложение Богооткровенного ветхозаветного учения, хотя и противопоставляет оный потоку произвольных взглядов позднейших переводчиков. Известны также и разные чтения (аriantes lectiones) как по подлинному тексту, так и по переводу Семидесяти; но при тщательном и беспристрастном исследовании большая часть таковых разностей уже устранена; есть надежда, что и остальные разности со временем будут уничтожены посредством тщательного, спокойного и беспристрастного сличения списков при постоянно возрастающем знакомстве с археологиею и палеографиею. При том большая часть остающихся разностей заключается в орфографии или начертании слов, также в порядке и перестановке слов одного на место другого; самая незначительная — в замене одного слова другим синонимическим и почти равнозначущим, так что при существующих разных чтениях некоторых мест Писания догматы веры, правила нравственности и церковные законоположения, основанные на слове Божием, остаются неизменными. Следовательно, разные чтения есть ошибки и погрешности переписчиков, а не злонамеренное или умышленное повреждение Писания. Они не изменяют догматов, нравоучения и законоположений, извлеченных Церковью из Писания. Следовательно, неповрежденность Писания не подлежит сомнению.

Всякое Писание или все ветхозаветное Писание, говорит апостол Павел, Богодухновенно и полезно есть к учению, к обличению, к исправлению, к наставлению в праведности, да совершен будет Божий человек, ко всякому доброму делу приготовлен (2 Тим. 3:16–17).

Апостол Петр называет оное светильником сияющим при помощи коего человек ясно видит окружающие предметы и безопасно идет в темноте или труднопроходимом месте (2 Пет 1:19). Действительно, когда ни общенаучные сведения, ни предания народные, ни разум каждого мыслящего человека в отдельности не дают положительного и вполне удостоверительного ответа на вопросы, составляющие основание умственной и нравственной человеческой деятельности, Писание и тогда не оставит человека в неизвестности и без надлежащего руководства. Одно Писание возвещает вполне удовлетворительно и удостоверительно, что такое человек, каково его назначение и какое место законно принадлежит ему во вселенной. Только из Писания черпаются положительные и достоверные сведения о происхождении всего существующего от вседобрейшего Бога, премудрого, правосудного, промыслительного и всемогущего, — об отношении тварей к человеку, об отношениях человека к Богу и к ближним, и о проистекающих отсюда обязанностях, равно непреложных, как для царя, так и для последнего подданного, равно спасительных и благопотребных, как для богатого и мудрого, так и для бедняка, погрязшого во тьме неведения.

Между тем без напоения ума этими сведениями и без усвоения навыка к исполнению этих обязанностей немыслима потребность образования, невозможно правильное постоянно прогрессивное развитие наук и искусств, невозможна цивилизация или благоденствие народов. Следовательно, надлежащее изучение ветхозаветного Писания составляет необходимое условие правильности полного человеческого образования.

Конечно, иногда неверующие, даже безбожные народы поднимались на значительную высоту, но всегда скоро падали под собственной тяжестью, как здания, не имеющия твердого и прочного основания. Где теперь мудрость Египетская?… Где слава Вавилона и Ниневии? Где всемогущие цивилизации Римская и Греческая? Но и вступившие в завет, призванные в Царство Божие народы, коль скоро от Богодарованного отечества захотят под руководством самодельных вождей возвратиться в рабство Египетское (Чис. 14:4 [1439]), наследуют ту же участь, какую испытали евреи, взбунтовавшиеся против Моисея при Кадис-Варни: странствование и смерть в пустыне. Без солнца нет здоровой растительности: вне начал откровенных нет и не может быть здорового, живительного и плодоносного просвещения, нет и не может быть незыблемого и общего благоденствия народов.

Правда, ветхозаветное Писание назначено ближайшим образом иудейскому народу: Моисей дал закон евреям; преемники его, последующие пророки, писали также среди евреев и для евреев. Но уже Псалмопевец ясно показал, что обращенное к евреям слово должно быть услышано всеми земнородными. Слушайте сие, все народы, внимайте сему, все живущие во вселенной…. (Пс 48:2–3). Пророк Исаия возвестил, что язычники присоединятся к народу иудейскому и вступят в завет с Богом на тех же Богооткровенных началах, на которых состоят Иудеи в этом завете, т. е. на основании веры в Бога и послушания закону (Исаия 60:1–14).

Пророк Иона проповедал покаяние Ниневитянам во имя Бога небесного, т. е. потребовал исправления на тех же нравственно-религиозных началах, какими руководствовались иудеи. Церковь Христова в ветхозаветном каноне всегда признавала общие и неизменные начала Боговедения и нравственности, обязательные для всех людей во все времена. Все что писано было, говорит апостол Павел о ветхозаветном Писании, в наше наставление было написано, что бы мы терпением и утешением из Писаний сохраняли надежду (Рим 15:4; ср. Еф 2:20; [1440] Евр 4:12 [1441]). Отрицать благопотребность ветхозаветного слова Божия для просвещения и назидания людей значит навлекать на себя возвещенное пророком тяжкое небесное наказание. Вот дни грядут, глаголет Господь, и пошлю голод на землю, не глад хлеба, ни жажду воды, но глад слышания слова Господня, так что будут бродить от моря до моря и от севера до востока, будут скитаться, чтоб найти Слово Господа — и не найдут его. И от этой жажды будут истаивать прекрасные девицы и юноши, т. е. самые лучшие и богатоодаренные личности (Ам 8:11–13 [1442]).

Не без особенного удовольствия некоторые указывают ныне на другой, якобы более близкий и неистощимый источник просвещения, именно на литературу древних народов, особенно греков и римлян, как будто в ней заключается и полнота сведений и живительная сила, способная вызвать дух человеческий к самодеятельности и надлежащему развитию. Но почему же эта животворная литература не предохранила от упадка ни греков, ни римлян?! Притом древние церковные писатели сохранили предание, что все лучшее в древней литературе заимствовано от патриархов и народа еврейского только с некоторыми изменениями.

Мелитон в Апологии своей, поданной императору Антонину Философу, не усомнился сказать, что египтяне обожали еврея Иосифа под именем Сераписа, составлявшого сочетание Озириса и Аписа; след. высокая мудрость египетская с благоговением относилась к тем понятиям и правилам, коих представителем был Иосиф, потомок Авраама, также памятного в Египте по заступлению небесному (Быт 12:14–20).

Мудрецы Персидские и Вавилонские были под начальством и руководством пророка Даниила. Индийская ученость лучшей своей частью должна понятиям и верованиям Израильтян, которые со времен Салманассара рассеяны за Евфратом и которые до настоящего времени живут в Индии под именем евреев черного племени. Святой Иустин, философ и мученик, в увещательном слове своем к Еллинам сказал, что неподражаемый представитель их мудрости Платон во время своих путешествий по Египту и востоку занял многое из ветхозаветного Писания и между прочим учение об идеях и о добродетели. Мог ли говорить он так, если бы не был уверен в истине своих слов, и если бы не имел достаточных оснований к подтверждению сказанного? То же повторяется у других древних церковных писателей, которые заимствования из ветхозаветных книг распространяют на всех греческих мудрецов, путешествовавших по востоку [Какой поэт, какой мудрец не черпал чего-либо из пророков? Из сих священных источников философы пытались или старались утолить свою жажду. Посему многие и сравнивают их с христианами». Тертуллиан, Apolog., cap. 47.].

Судьба еврейского народа, бывшего хранителем истинного откровения, такова, что ставила его в непосредственные более или менее продолжительные сношения со всеми славнейшими народами древнего мира. Отсюда естественно предполагать между ними обмен понятий и верований. Несомненно известно, что Евреи заражались понятиями языческими: от чего не допустить, что и язычники также перенимали себе часть понятий и верований иудейских? Ибо нелепо лжи и обманам присваивать силу и влияние на людей и в то же время отрицать и отнимать эти свойства у истины и действительности. Следовательно нет достаточного основания не верить свидетельствам древних церковных писателей о том, что все лучшее по содержанию своему в литературе греков заимствовано из Божественного откровения, частью непосредственно через сношение с евреями и чтение Писания в переводе Семидесяти, частью через посредство других народов с изменениями или переделками, смотря по вкусу и понятиям заимствователей; а от греков перешло это к римлянам и другим народам; только изложение и украшение, т. е. искажение вымыслами принадлежит бесспорно Грекам.