– Это, наверное, тот курсант-милиционер, который ко мне сегодня в библиотеку приходил! – догадалась она.

– Это я, Федя! – радостно воскликнул Ганга.

– Очень удачно, – сказала хозяйка. – Сережа, ну открой же дверь!

Замки защелкали, и дверь отворили. На пороге стоял высокий плечистый парень, из-за спины которого выглядывала невысокая дама. Федя тут же поменял позицию и выдвинулся на передний план.

– Входите, – узнав его, заулыбалась женщина. – Вы ведь по поводу иероглифов?

– Как вы догадались? – удивленно спросил Антон, развязывая шнурки.

– Да больше ведь незачем! И подгадали вы удачно, ко мне ведь сынок неожиданно приехал.

Женщина жестом указала на парня, который закрывал почти весь проход и совершенно не походил на человека, занимающегося китайским языком. Он угрюмо рассматривал курсантов. Однако, когда Федя протянул ему записку, тот сразу заинтересовался.

– Мама, напои их чаем, а я пока попробую разобраться, – сказал он.

Он вышел из соседней комнаты только через полчаса, когда Антон уже начал озабоченно поглядывать на часы.

– Вообще-то, на время полагается смотреть мне, – укорила его Валентина Яковлевна. – Но раз уж я этим не занимаюсь, то и тебе не советую.

Курсант Утконесов пристыженно опустил глаза. Но и он, и его товарищи прекрасно помнили, что ровно в двенадцать часов Мочила, следуя недавно приобретенной привычке, устраивает обход комнат. И горе тому, кого он не обнаружит на закрепленном за ним месте. Этот человек, а точнее этот курсант, в оставшиеся несколько дней своей учебы успеет пожалеть, что вообще поступил в Школу милиции. Хотя сразу после исключения вновь попытается туда поступить, заведомо зная, что обречен на провал.

Курсанты волновались, потому что полночь неумолимо приближалась. Только в такой ситуации, наверное, можно понять, почему Золушка убежала с такой поспешностью и не вернулась за туфелькой, хотя потом ей пришлось идти босиком по каменистой дороге. Антон был уже готов помчаться в школу, потому что если просидеть в гостях еще несколько минут, то не то что за туфелькой, за трусами не вернешься, если вообще обнаружишь на бегу их пропажу.

В этот момент в кухню наконец вошел Сергей с запиской в руках.

– Знаете, ребята, я, вообще-то, не уверен... – начал он.

– Что там написано? – перебил его Антон.

– Это похоже на просьбу о помощи. Какой-то китаец просит помочь ему, его держат в плену. Если я, конечно, правильно понял.

Андрей невежливо выдернул записку у него из рук, и Утконесовы, отталкивая друг друга, помчались к выходу. Федя немного задержался, чтобы скороговоркой высказать хозяевам благодарность и извинения за столь молниеносный уход. После чего он поспешил вслед за близнецами. Те, несмотря на непроницаемую темноту, уже спустились вниз этажа на четыре.

Рано утром капитан Мочила, как обычно, зашел пожелать курсантам доброго утра, а заодно проверить, не потеряли ли они за лето навыков быстрого одевания. Дирол, одним глазом следя за правильностью застегивания пуговиц, а другим – за догорающей спичкой в руке Мочилы, еле слышно сказал Утконесову:

– Опять он с похмелья.

– Зубоскалин! – немедленно окликнул его бдительный капитан.

– Я! – гаркнул тот, вытянувшись в струнку.

– О чем разговариваем?

– Об успешно выполненном задании, – неожиданно для Мочилова ответил Дирол.

Санек четко и громко рассказал капитану об успешно проведенном оперативном расследовании, не забыв упомянуть и его главных действующих лиц.

– Неплохо, – сдержанно оценил Мочилов. – И какие будут предложения?

Курсанты переглянулись. Инициатива, как известно, наказуема, а тем более, инициатива, проявленная в присутствии Мочилы. Однако, поскольку от ответа уйти все равно не удалось бы, Кулапудов решил принять удар на себя.

– Связаться с китайской полицией, выяснить, не объявлен ли у них в розыск некто с имеющимися отпечатками! – отчеканил он.

– Мысль неплохая, – милостиво согласился Мочила. – Разрешаю связаться с майором Добродушевичем и организовать запрос. Вольно.

Капитан развернулся на каблуках и вышел из комнаты. В душе он гордился воспитанниками, но показывать им этого не собирался. Тем не менее курсанты вполне оценили его чувства хотя бы по тому, что Мочила не стал проверять чистоту подворотничков и стопроцентную застегнутость пуговиц, как обычно это делал.