Хфатон внезапно замолчал. Оркестр сыграл несколько тактов пьесы, похожей на увертюру Седьмой симфонии Бетховена. В центр зала медленно вышел Иешуа га-Мешиах, Иисус Христос — или, подумал Орм, его вполне приличная копия. Хфатон, пятясь, отступил в тень.

Иисус поднял руку, музыка смолкла. Он начал речь по-гречески, и от его глубокого голоса у Орма побежали мурашки по спине и волосы зашевелились.

Он оглянулся, увидел, что никто на него не смотрит — хотя его могли наблюдать скрытые камеры, — и шепнул на ухо Бронски:

— Что он говорит?

Бронски повернулся и прижал губы к уху Орма. При этом он старался одним глазом смотреть на Иисуса.

— Он говорит, что ему этого не хочется, но он понимает необходимость показать свою силу. Он понимает, что такие вещи можно подделать, и потому совершил то же самое в строгих лабораторных условиях. Соответствующие записи позже будут показаны. Разумеется, вполне можно допустить, что его народ солжет о результатах испытаний. Поэтому через некоторое время мы четверо станем свидетелями такой же демонстрации и удостоверимся вместе со всей Землей, что его сила именно такова, какой кажется.

— Они же скажут, что нас заставили подтвердить.

— Именно это он сейчас и говорит. Ого!

— Что случилось?

— Он сказал, что, если и этого будет недостаточно, каждый сможет убедиться своими глазами, когда он прибудет на Землю!

— Йа Иешуа! — в один голос взревела публика.

Орм начал что-то говорить, но ему в спину ткнулось что-то твердое. Он обернулся и увидел огромного крешийца с длинным деревянным шестом, конец которого был направлен на Орма. Крешиец покачал головой и приложил палец к губам. Орм отвернулся, чувствуя себя так, будто получил выговор от привратника церкви.

Человек в голубом хитоне в центре зала поднял руки. Потом взлетел на десять футов над полом, медленно повернулся, расставив руки, и сделал три круга по комнате. Оркестр играл что-то тихое в минорной тональности.

— Как выступление фокусника, — буркнул Орм себе под нос. Но он знал, что это не фокус.

Какой эффект вызовет на Земле заявление Иисуса? Очевидно, оцепенение. Особенно среди высших правительственных и церковных иерархов. Никогда еще на Землю не приходили известия такой важности, и последствия их будут куда шире чисто религиозных. Они отдадутся всюду: в политике, религии, науке, экономике, психологии — да в чем хотите.

Многие ли страны разрешат своим гражданам это видеть? Коммунистические явно запретят. Там это посмотрит только высший эшелон руководства, а до населения это доведено не будет. Однако известие об этом не удастся навсегда скрыть от народных масс, и скоро, несмотря ни на какие репрессии, начнут расходиться контрабандные кассеты.

А как поступят правительства социалистических демократий? Они передадут это в народ? Или как раз сейчас сидят и страдают, не зная, что делать? Потому что у многих групп эта передача вызовет ярость. Христианские фундаменталисты, римские католики и восточно-православные, ортодоксальные и реформированные иудаисты, мусульмане — хотя и не представляющие из себя серьезной политической силы в Северной Америке, — и кто скажет, кто еще? Реакцию более либеральных церквей предсказать труднее. Как бы там ни было, у всех, в том числе и либералов, будет прежде всего одна мысль: что, если это Иисус, а они ошибались?

Индуисты же попытаются ассимилировать марсианского Иисуса в свою религию, как они поступают с любым новым богом. Нет, не выйдет — Иисус отрицает, что он Бог. Кроме того, он отверг бы индуистскую религию как целое.

Агностики и атеисты будут точно так же расстроены и сбиты с толку.

Короче, это термоядерная политическая бомба, лежащая на коленях у мировых лидеров. Что же они с ней будут делать? Игнорировать ее невозможно. У политиков потечет пот, заурчит в животе, и очереди к высокопоставленным туалетам будут расти с каждой минутой.

Орм отвлекся от своих мыслей, когда Иисус плавно опустился на пол. Он что-то сказал, улыбнулся, повернулся в сторону кресел и показал прямо на Орма. По крайней мере так казалось.

— Он собирается… — сказал Бронски тихим, но возбужденным голосом.

Ричард Орм не услышал остального. Его вдруг подняло с кресла и понесло по воздуху к тому человеку, который показывал на него пальцем.

Орм не сопротивлялся. В конце концов, он привык к невесомости. Да, он был ошеломлен, но, как он надеялся, не настолько, чтобы выглядеть испуганным или смешным. Мог бы Иисус по крайней мере его предупредить.

— Не бойся! — крикнул Иисус по-крешийски. — Все будет в порядке!

И он сказал что-то по-гречески — Орм решил, что это перевод той же фразы. Но времени думать о такой мелочи не было. Его подняло вверх, почти к потолку. Операторы на балконе уставили на него коробочки своих камер. Он попытался улыбнуться, но вошел в сальто, а потом, все еще вращаясь, хотя и не так сильно, чтобы закружилась голова, опустился.

В семи футах над полом он остановился.

— Прошу прощения, Ричард Орм, — сказал Иисус. — Но это было необходимо сделать, потому что ты капитан землян, и твое слово должно иметь огромный вес.