— А ну, придержи язык, лекарь недоделанный! — Дед, вроде бы, и не повысил голос, но сказано было так, что с Мотьки мигом слетел весь апломб. — С чего это ты решил, что можешь старшине Младшей стражи указывать: что делать, что не делать?

— Да я вовсе и не указываю… — Начал было оправдываться Мотька.

— Молчать, когда сотник говорит!!! — Что-что, а управлять голосом сотник Корней умел — создавалось впечатление, что его слова слышны даже на другом краю села. — Разбаловался у Настены под крылышком?

Приказываю сегодня же отправляться на Базу, явиться к десятнику Перваку и приступить к обучению воинскому делу вместе со всеми!

Верхом ездить так и не научился, оружия в руках держать не можешь, на кой ты нам нужен такой в походе?

— Так раненые же… — Растеряно пролепетал Мотька.

— А что, до тебя у нас раненых лечить было некому? — Дед был безжалостен так же, как и Матвей со своими пациентами. — Как же это мы обходились без мудрого лекаря Матвея? — Дед немного помолчал и добавил уже более мирным тоном: — Смотри, Матюха, тех, кто о себе слишком много воображает, жизнь бьёт очень сильно. И не дай тебе Бог… Жизнь, видимо, решила подтвердить правоту сотника Корнея немедленно, даже не дожидаясь окончания его речи. Кто-то сильно толкнул снаружи дверь, спиной к которой стоял Мотька, и ученик лекарки получил такой подзатыльник, что едва устоял на ногах.

— Не стой в дверях. — Отстранив рукой Мотьку, в горницу вошел Алексей. — Звал, дядя Корней?

— Давно уже. — Ворчливо откликнулся дед. — Где тебя носит, Лёха?

— Так сам же велел хозяйства бунтовщиков посмотреть, дядя Корней.

Пока все четырнадцать дворов обошел, пока все посмотрел…

— Пива нигде не видел? — Перебил дед. — У нас-то кончилось.

— Нет, не видел.

— А клюквы моченой, капусты квашеной?

— Вроде была клюква. — Алексей удивленно посмотрел на деда. — А для чего?

— Да для него. — Дед кивнул на Мишку. — Матюха сказал, что лечебно будет.

— Ну, так я пошлю кого-нибудь.

«Вот так — в чужих домах, не спрашивая хозяев. Разбойничьи навыки не забываются… Женщины собирали, замачивали, может, берегли для чего-то или для кого-то, а этот придет и заберет. И полезет Вам, сэр, в глотку эта клюква?».

— Дядя Леш, не надо. — Попытался возразить Мишка. — Обойдусь я.

— А-а, оклемался, старшина? — Алексей, видимо только сейчас заметил, что Мишка пришел в себя. — Раз лечебно, значит, надо! И не спорь!

— Деда, давай, хоть, сначала с людьми решим… Ну, чтобы не на глазах у них, что ли… мне же в горло не полезет… отнятое.

— Еще один святоша, ядрена Матрена! Нет, Лёха, все с ума посходили, все до одного!

— Отнятое? — Алексей хмуро глянул на Мишку, потом повернулся к деду. — Это, что ж? Михайла нас с половцами равняет? Дед ничего не ответил, и Алексей снова обратился к Мишке:

— А если бы заговорщики верх над нами взяли, думаешь, так же, как ты скромничать стали бы? А ты представь себе, старшина, что мы тут все зарезанные лежим, а они в наших сундуках и кладовках роются!

Что? Неверно говорю?

— Не знаю. — Буркнул Мишка. — А только мы не заговорщики и равняться на них нам не пристало.

— Может нам еще и повиниться перед ними, что зарезать себя не дали сонных? — Алексей снова оглянулся на деда, ожидая его поддержки, но дед по-прежнему молчал. — Да по обычаю мы их всех вырезать можем, и никто нас за это не попрекнет!

— Могли. — Негромко произнес дед.

— Что? — не понял Алесей.

— Могли. В ту же ночь. А теперь уже не можем. — Дед огладил бороду и выпрямился, показывая, что собирается высказать окончательное решение, оспаривать которое не позволит никому. — В ту же ночь, не останавливаясь, порубить всех подряд — могли. Но только в том доме, где нам сопротивлялись. А теперь может быть только суд и казнь, если есть вина. Суд уже был — я со стариками все обговорил.

Вины на семьях нет…

— Но они же знали, что мужики нас убивать идут! Дядя Корней, они же все всё знали!

— И мы знали! Мужи всё решили меж собой оружием, бабы здесь не причем! — Дед утверждающе пристукнул кулаком по лавке, на которой сидел. — Я приговорил: семьи заговорщиков изгнать, чтобы и корня их тут не осталось, но люди этому воспротивились. Сейчас мы тут должны сами решить: что теперь делать? Сами, потому, что никто другой за нас наше решение исполнять не станет. Бунт еще не окончен, нам сопротивляются, хотя уже и без оружия. Надо решать! Для того я вас и позвал. Где Лавруха шляется? Сколько его еще ждать? — Дед глянул на Матвея, все еще стоящего столбом у двери, и приказал: — Матюха, быстро Лавра сюда! Мотька вышел и в горнице повисла тишина. Мишка прикрыл глаз и постарался расслабиться — разговор предстоял нелегкий.

«Значит вот о чем дед со мной посоветоваться хотел! Специально Машку поторапливал, чтобы вдвоем остаться, да Роську черти принесли. Теперь все будет сложнее — посоветоваться не получится, а Алесей с Лавром меня не очень-то и послушают.

Алексей просто не знает, что я необычный пацан, не было случая удостовериться. Относится он ко мне, хоть и с симпатией, но как к четырнадцатилетнему мальчишке, соответственно отнесется и к тому, что я скажу. А Лавр… Тут, теперь, вообще все сложно стало».