– Сомневаюсь…

Как бы в подтверждение его опасений в нижней точке спуска замаячил хищный нос «Аэростара». «Форд» шел с включенными фарами, напоминая чудовище, убежать от которого – дохлый номер.

Руки Витрякова цепко держали баранку, подошва правой ноги давила акселератор с такой силой, будто тот был кадыком госпожи Кларчук. Лицо Лени превратилось в кошмарную маску. В оживший портрет Дориана Грея. Управляя микроавтобусом, он сопел, как зубр. Остальные бандиты благоразумно помалкивали, хорошо изучив нрав и повадки главаря и зная что выражение «попасть под горячую руку», не игра слов, когда неподалеку разъяренный Витряков. Справа от водителя сидел Шрам, с автоматической винтовкой на коленях. Недавняя драка добавила ему сходства с персонажами рассказов Лавкрафта, [49] хотя и до того он был, безусловно, хорош. Вменяемость Шрама находилась на уровне вменяемости Витрякова.

Кашкет, позади, неистово сжимал подлокотники. Из всей копании он один сохранял относительно здравый рассудок. Остававшаяся ясной часть сознания трубила тревогу. Кашкет опасался, что они вот-вот попадут в историю. Если уже не попали. Что устраивать гонки со стрельбой в центре столицы большая ошибка, тем более, для чужаков, которых сюда никто не звал. И что как только в дело ввяжется милиция, то и разговаривать никто не станет. «Пристрелят, б- дь, как бешеных псов! – холодея, думал Кашкет. – И из-за кого? Из-за какой-то давалки, которую Винтарю припеклонаказать!» В глубине души Кашкет полагал, что и оставаться в городе было глупо, тем более, что Бонифацкий приказал как немедленно возвращаться домой. Но, Винтарь не послушал, и они задержались, чтобы пришить Поришайло. Оружия и боеприпасов у них было предостаточно. «Кончим козла, тогда и уедем», – сказал Витряков. Филимонов и Кинг-Конг поддержали. А потом под руку подвернулась эта проклятая бабенка. И пошло, поехало… и где теперь Кинг-Конг?

Кинг Конг лежал в грузовом отсеке, весь в крови, с закатившимися под покатый лоб глазами. Когда Шрам с Кашкетом грузили его в автобус, он, вроде, еще дышал. Теперь Кинг-Конг перекатывался от борта к борту, как полено.

– Перевернемся! – завопила Мила.

– Не должны! – откликнулся Андрей.

«Хорошенькое дело – не должны!» – хотела крикнуть она. Справа мелькнули указатель «Конец главной дороги», перекошенная физиономия постового милиционера у будки и силуэт старинной ротонды, возведенной на Аскольдовой могиле. Несшийся за легковушкой «Форд» чуть не сшиб милиционера бортом. Отшатнувшись, постовой споткнулся и упал. Падая, потерял шапку.

– Что, милитон поганый? Усрался?! – закричал Шрам.

– Замажь плевалку, б-дь на х…

Дистанция между машинами сократилась до полусотни метров. Они пронеслись мимо одноэтажных забегаловок, безлюдных в межсезонье. В самом конце Парковой аллеи Бандура заблокировал колеса. Дорога под прямым углом уходила налево, ныряя под Чертов мост. Треск рвущегося железа заглушил отчаянный визг резины. Висевший на хвосте «Аэростар» впечатался в «Мазду» на полном ходу. Бампера машин лопнули, как глиняные. Лонжероны «Мазды» не выдержали, корма выгнулась к земле. Замок багажника хрустнул, крышка распахнулась. Легковушку развернуло боком, и она поехала вдоль Петровской аллеи. Андрею даже не пришлось вращать рулем. «Форд» сбил несколько ограждающих столбиков и замер на самом краю обрыва. В момент аварии сзади донесся сильный глухой удар.

– Что это, б-дь на х… было? – Витряков вытер разбитые до крови губы.

– Это Кинг Конг… – доложил Кашкет, зажимая многострадальный нос. Сквозь ладони сочилась кровь – Башкой… по инерции… в переборку…

При экстренном торможении Кинг-Конг, как средневековый таран пересек салон грузового отсека и поразил теменем перегородку.

– Ого… – пробормотал Витряков, включая заднюю передачу. – А, ну, глянь, Кашкет, как он там?

«Чего глядеть? – подумал Кашкет. – Какая голова такой удар выдержит?»

Вскоре они были на Европейской площади. Справа, из-за лесистого холма, торчала верхушка исполинской дуги, возведенной при коммунистах в честь воссоединения Украины с Россией. Витряков, по невежеству, принял арку за забойный аттракцион вроде американских горок. «Вся моя жизнь, сраная американская горка», – пронеслось у него в голове. Впрочем, не время было отвлекаться по пустякам.

– Упустили! – застонал Витряков. Беглецов нигде не было видно. Вероятно, им удалось бы уйти, не приобрети некогда Мила Сергеевна машину, раскрашенную ярко, как «пожарная». Каждый поступок обладает эхом, только звучит оно не сразу, а так, что, иногда, не докопаешься.

– Вон они! – «Мазда» карабкалась в гору на противоположной стороне площади.

– Милиция! – завизжала Мила, очевидно, надеясь спастись в здании городского УВД.

– Не пойдет! – крикнул Бандура. – Они же безбашенные. Прямо на ступеньках пришьют!

На Большой Житомирской они застали оживленное движение. Витряков зацепил троллейбус, оцарапав борт. Бандура увеличил отрыв. Сразу за Львовской площадью он свернул в узкую улочку, змеившуюся вниз, к Подолу. И дал газу. Мила зажмурилась, в ожидании конца.

– Опять уходит! – надрывался Филимонов, просовывая винтовку в окно.

– Филя, не стреляй! – взмолился Кашкет. Шрам дал длинную очередь, но распахнутый багажник сбивал прицел. В нижней точке спуска дорогу преградил красный сигнал светофора. Бандура им, естественно, пренебрег, и это едва не обернулось катастрофой. Следовавший по главной дороге «ЗИЛ» наверняка бы раздавил легковушку, как клопа, не прояви его водитель молниеносную реакцию. «Мазда» проскочила, зацепив массивный бампер грузовика по касательной, и поплатившись задним крылом, порвавшимся с легкостью тряпки. Бандура сбросил ноги с педалей. Двигатель поперхнулся и заглох.