– У тебя, Юрий Николаевич, на кухне вроде как раз сплошная «Тефаль»? – невинно поинтересовался я.

– Тоже нашел аргумент! – фыркнул Чехов. – Я тебе не конкретно про «Тефаль» говорю, а в общем смысле!

Возле поворота «Тойота» притормозила, и расстояние между нами подсократилось. Помигав левым поворотником, «Тойота» совершенно неожиданно сорвалась с места и устремилась прямо – в одну из Парковых улиц.

– Чего это она? – подозрительно спросил я.

Чехов направил машину вслед за «Тойотой», в последнюю секунду проскочив на желтый свет светофора.

– А у нее тоже... – неприязненно сказал Чехов. – Аллергия на оранжевый свет!

– Она нас засекла? – разочарованно сказал я.

– Похоже, да, – проворчал Чехов. – Теперь она нас к любовнику не приведет! Теперь будем бензин зря жечь, пока она не оторвется...

Мы выехали на Первомайскую улицу и свернули налево. «Тойота», наращивая скорость, попыталась оторваться немедленно, но Юрию Николаевичу удалось удержать дистанцию, проигнорировав парочку светофоров.

– Ты все-таки поосторожнее, Юрий Николаевич! – напомнил я. – Все-таки ты нынче на пенсии. Остановят – не отмажешься!

Чехов помрачнел, но волновала его не возможная стычка с дорожной инспекцией.

– Сворачиваться нам надо, Володя! – заявил он. – Бесполезно сейчас за ней гоняться. Что-то она почуяла, это несомненно. Не нужно было тебе попадаться ей на глаза.

– Кто же знал? – обиженно ответил я.

Уже скорее по инерции мы продолжали преследовать голубую «Тойоту», которая неожиданно снизила скорость и не старалась теперь оторваться.

– А сейчас она чего? – поинтересовался я у Чехова.

Он возмущенно посмотрел на меня и посоветовал спросить об этом непосредственно у Малиновской. Неожиданно слова его оказались пророческими. В конце Измайловского шоссе «Тойота» свернула в один из переулков и остановилась. Мы проехали чуть дальше и тоже затормозили. Чехов обернулся ко мне и сказал:

– Ну, вот, можешь пойти и спросить ее, чего она хочет. Попробуй разыграть влюбленного – у тебя это получится. А иначе мы ее безнадежно спугнем... Ну что, пойдешь?

– Попробую, – неуверенно сказал я. – А ты куда?

– А я сейчас поеду куда собирался, – ответил Чехов. – К информаторам. Вечером заскочу к тебе – обменяемся новостями.

Он избавился от меня с плохо скрываемым удовольствием – как от балласта. Я не успел даже обидеться. Когда же оранжевый «Москвич» растаял вдали, обижаться стало и вовсе глупо. Я повернул свои стопы в переулок.

«Тойота» была на месте. Проклиная моду на тонированные стекла, я обошел машину кругом и кое-как убедился, что она пуста. Пытаясь понять, куда скрылась красавица, я посмотрел по сторонам и увидел вывеску с надписью «Пивбар „Погребок“. Заведение действительно располагалось ниже уровня тротуара, и туда вела довольно обшарпанная лестница, испещренная следами многих ног.

Испытывая глубокие сомнения в том, что Малиновская удостоит своим посещением третьеразрядную забегаловку, я все-таки решил проверить такую возможность. Сбежав по ступенькам вниз, я толкнул толстую деревянную дверь и оказался в небольшом подвальном помещении, которое некогда, видимо, служило складом. Пахло здесь прокисшим пивом и гнилой картошкой. Интерьер составляли десяток грубых деревянных столиков, стойка бара, больше похожая на прилавок в сельском магазине, и огромная пивная бочка в углу, наполненная, скорее всего, воздухом.

Веселье в этом злачном месте начиналось, наверное, гораздо позже, потому что пока посетителей было совсем немного. В самом дальнем темном углу мрачно беседовали два пожилых мужика, по виду – рабочие, разбавляя свою печаль светлым пивом с подозрительно быстро оседающим венчиком пены.

А почти у входа сидела она – положив ногу на ногу и нервно разминая в тонких пальцах сигарету. Перед ней на столике стояла открытая пивная бутылка и высокий стакан, до половины наполненный прозрачным золотистым напитком. В стакане пена была что надо.

Черные глаза Малиновской были направлены на меня в упор. Не скажу, что я углядел в них вопрос, недоумение или страх. Ничего подобного в них не было. Я бы, скорее, сказал, что взгляд ее был холоден, хотя этим бархатным, неистовым и бессовестным глазам холодность была вовсе не свойственна. Одним словом, это был взгляд человека, который видит вас насквозь.

Поняв, что ходить вокруг да около не имеет смысла, я решил действовать напролом. Бесцеремонно усевшись за ее столик, я сказал:

– Вы не возражаете?

Малиновская медленно повернула точеную шейку и уставилась на меня, как на дебила.

– Чего вы хотите? – спросила она. Голос у нее был мелодичный, но испорченный деловитостью тона. С таким голосом трудно вести диалог о любви.

– О, единственное, чего я хочу, это посидеть рядом с вами! – миролюбиво сказал я. – Вы мне не поверите, но как только я увидел вас первый раз, так навсегда потерял покой. Мне хотелось бы многое сказать вам, но я не знаю, как начать...

– Не валяйте дурака! – резко оборвала меня Малиновская. – Я не собираюсь торчать в этой помойке и выслушивать ваши любезности... Вы, кажется, из тех, что норовят и рыбку съесть, и... Так, что ли? Ничего не выйдет! Я не общаюсь с голодранцами! Выкладывайте, что вам нужно, – вы знаете, о чем я...