Гараж Бонасюков выгорел дотла. Правда, экспертам удалось опознать трупы Журбы и Ещешина, однако, это было все, что удалось накопать. Огонь вылизал следы, свидетели трагедии отсутствовали. Как будто опера сами заперлись в гараже, разлили бензин и чиркнули спичкой. Поиски хозяина «тройки», сначала наехавшей на Милу Сергеевну, а впоследствии сгоревшей вместе с милиционерами в гараже, тоже не дали результатов. Заводские номера кузова и мотора оказались перебиты, номерные знаки не числились в базе Госавтоинспекции. Точнее, числились когда-то, но были уничтожены по акту еще в позапрошлом году, при перерегистрации транспортного средства. «Областные гаишники, видать номера спихнули, а теперь мозги компостируют. – Высказался, по этому поводу Торба. – Ну, все, концы в воду. Хотя, скорее всего, Сергей Михайлович, машину бандиты угнали, когда на дело шли. Так что, тут мы до правды не докопаемся». Полковник тогда мрачно кивнул. Он придерживался того же мнения. Правда, машина, зарегистрированная на Кристину Бонасюк, нашлась в кювете, у старого кладбища. Как и труп самого Бонасюка, со следами автомобильного наезда. Думая о событиях в Пустоши, Сергей Михайлович морщился, как от зубной боли. Еще бы, только серийных убийств ему и не хватало, плюс истерички-неврастенички с двумя малолетними детьми, для, так сказать, полноты ощущений. Для полного кайфа, как когда-то говорили. Впрочем, нити и этого преступления опять-таки тянулись к Бандуре и его приятелям, Протасову и Волыне. Улик было недостаточно, что, впрочем, полковника не очень смущало. «Конечно, если взять эту троицу, да потолковать, как следует, – думал Украинский, хрустя костяшками пальцев, – то признательные показания будут, конечно. Другой вопрос, зачем они надо?» Больше всего Сергея Михайловича интересовала судьба денег, похищенных у Милы Сергеевны на Подоле. Тот, кто ее переехал, тот и моих орлов приговорил. Тут и думать нечего.

– Смотри, Сергей, – злобно предупредил Поришайло, и Украинский сбился с мыслей, – смотри мне, гм, как бы до Милы Витряков с Бонимфацким не добрались. Понимаешь, какие будут последствия?!

– Маловероятно, Артем Павлович, – соврал полковник, который так не думал. Госпожа Кларчук в большей мере интересовала его, как фигурант операции с банком, ее роль была сыграна, причем, провалена в самом финале. «Лучше бы ей совсем исчезнуть», – полагал Украинский, однако держал эти соображения при себе.

– Маловероятные, да? Это ты так считаешь?! А если, б-дь, ошибаешься?! Ты, Сергей, мне Милу хоть из-под земли, хоть откуда хочешь, гм, выкопай! – Поришайло сжал кулачки. – Имей в виду, гм, Сергей, если ты мне дело провалишь… Если просрешь! Понял, гм?! Так что, живую или мертвую… – ударение на последнем слове заставило Украинского вскинуть голову. Глаза Артема Павловича показались бездонными, как у вампира из американского ужастика. «Мертвые не потеют, – промелькнуло в голове. – И не болтают лишнего».

Мила Сергеевна чрезвычайно много знала. В том числе и о планах физического устранения Бонифацкого, выражавшихся сформулированной еще Сталиным поговоркой: есть человек, есть проблема, нет человека, нет проблемы. Принимая во внимание давние связи госпожи Кларчук с Бонифацким и уровень доверия олигарха, Украинский не сомневался, что теперь она – настоящая бомба замедленного действия в руках того, кто выдернет чеку. Судя по всему, сделать это теперь было гораздо легче Бонифацкому или, например, Витрякову.

– Найди ее, Сергей! – заклинал Поришайло. – Что у тебя по этим отморозкам из Крыма? Есть сведения?

– Новых – никаких. – Покачал головой Украинский. – «Если бы я был Витряковым, и захватил Милочку, то уже катил бы в Крым, под всеми парусами».

– За яйца этого Витрякова сюда!

– Люди работают, Артем Павлович.

– Работники, б-дь, – тяжело вздохнув, Поришайло наполнил стакан в третий раз. Вопросительно посмотрел на полковника:

– Тебе плеснуть? «Хеннесси», гм?

Украинский отрицательно мотнул головой. Им еще предстояло обсудить много вопросов. Ситуация в Пионерске вышла из-под контроля, надвигался большой скандал, вероятно, не без возбуждения уголовных дел по всевозможным фактам коррупции, уклонения от налогов и, естественно, хищений государственной и коллективной собственности. В столице тоже, помимо всякой мелюзги, вроде рэкетиров, забот хватало. Чего стоило только одно расследование СБУ, негласно проводившееся по факту убийства оперативников управления по борьбе с коррупцией.

– Ну-с, – сказал Поришайло, потирая руки. После третьего стакана он несколько оживился. – Давай, что там у нас дальше, гм, по повестке дня?

– Дальше Бандура, – с неохотой сказал Украинский. – Его поездка, так сказать. – Полковник тяжело вздохнул. – Зря вы все же ему, проходимцу, доверяете. Я бы… закрыл бы его, к херам… – кроме желания расправиться с Андреем Сергея Михайловича обуревало еще одно сильное чувство: нежелание ввязываться в авантюру, в которую его втягивал Поришайло. Тем более что последний, по мнению полковника, при любых раскладах имел десять отступных путей, чтобы выйти сухим их воды. В отличие от Сергея Михайловича.

– Я бы, я бы… – передразнил олигарх. – А с Бонифацким, б-дь, ты разбираться будешь? – Поришайло с такой ненависть поглядел на Украинского, что тот опустил глаза. – Смотри мне! Тут ты – головой отвечаешь. Чтобы твои архаровцы Андрея, гм, как положено, встретили, снабдили, чем надо, и, б-дь, прямо до цели сопроводили, как, гм, камикадзе [18] … – Поришайло задохнулся. – Уразумел?

– Так точно, – буркнул Украинский. – Только, Артем Павлович? Что, если Мила у Бонифацкого? Тогда он уже – все знает…