– А как она выглядит? Фотка или хотя бы словесный портрет есть? – деловито осведомился Хыжняк.

– Юра, твою мать! Мы работаем срочную, какая, на фиг, фотка, где я тебе ее раздобуду, а? Русским языком объяснил: семнадцать лет! Ты что, не можешь отличить тетку или старуху от девицы? Короче, еще раз: наблюдаем, фиксируем что-то похожее, запоминаем приметы, передаем. Там согласовывают, сличают. В случае портретной схожести – продолжаем наблюдение за домом. Ясно?

– Ясно, – покорно кивнул Юра. – Только как наблюдать-то? Забор под два метра, со стороны разве что один чердак и видно.

– Знаю, на зрение пока не жалуюсь. Посему ты устраиваешь наблюдательный пункт во-он там, на дереве.

– Где?!

– На дереве, Юрий, на сосне. Но если лично тебе больше нравятся, к примеру, березы, то принципиальных возражений с моей стороны не будет. Ну а мы с Балтикой пройдемся по задворкам. Чем черт не шутит, может, с тыльной стороны у этой крепости найдутся какие-то бреши. Все, двинули… Паша, развернись, передай настроечку и будь постоянно на связи. Если с Центра поступят какие-то уточнения, передавай немедленно.

Синхронно испустив многозначительный тяжелый вздох, молодежь вылезла из салона.

– Юрка, ты, на ветвях сидючи, замаскируйся как-то, что ли, – напутствовал Хыжняка Козырев. – Вдруг у них там контрнаблюдение со снайпером выставлено? Получится как в «Бумбараше»: «Не в тебя я стреляю, а во вредное донесение, которое в тебе».

– Ты мне личный состав не пугай, – одернул его Эдик. – А то, не ровен час, грохнется с перепугу. Юрец, надеюсь, высоты не боишься?

– Я ничего не боюсь, – насупленно отозвался Хыжняк.

– Вот я и говорю, орел. Вернее, кукушечка ты наша…

Каргин вернулся к машине минут через пятнадцать. Он достал из-под сиденья бутылку минералки и в один присест отпил больше половины.

– Ну как там? – поинтересовался Паша.

– Дохляк полный! Вот ведь научились, собаки, заборы ставить. Штакетник так плотно сбит, что ни малейшего просвета – между досок даже спичку не просунуть.

– Значит, есть что прятать от посторонних глаз.

– Или просто денег у людей до хрена. Знаешь, сколько такая доска стоит? Семь тысяч рублей куб. А они ее на забор пустили, да еще и сплошняком. Видел бы мой тесть – точно инфарктий хватил… Но, между прочим, в доме кто-то есть.

– С чего ты взял?

– Там, рядом с домом, в низинке, земля до сих пор сырая. Так следы протектора, ведущие во двор, есть, а обратно – нет.

– Ну, ты прям Зоркий Сокол!.. Шерлок Холмс!..

– Ага, Херлок… Кстати, о тачках. Хыжняк-то на ветвях сидит?

– Сидит. Вон он торчит, видишь, где береза с кривым стволом?

– Вижу. Именно что торчит.

Эдик нажал тангенту радиостанции:

– «Семь-девятый», «семь-девятый», кукушечка, что там у тебя на линии огня деется? Доложи обстановочку.

– Говорит «семь-девятый». Все тихо, Эдуард Васильевич, во дворе все это время никто не появлялся. Дверь в дом закрыта, на окнах первого этажа ставни, тоже закрыты. Правда, распахнута форточка в окне чердака. Короче, никакой движухи. Пока все.

– А все ли? Ты хорошо посмотрел?

– Ах да, еще машина во дворе стоит, синий «Пежо».

– Ну наконец-то. Соизволил увидеть и родить. Давай-ка выпиши квитанцию этой самой «Пежо», да чтобы контейнера потом можно было нормально опознать, а не как в прошлый раз, с микроскопом.

– Ой, а я не могу сфотогра… вернее, квитанцию выписать – мне нечем. Я сейчас спущусь и возьму.

– Ты что там, без длиннофокусной?

– Но вы же не говорили, что надо будет с дерева снимать.

– А ты сам, своими бараньими мозгами дотумкать не мог? – завопил Каргин – На хрен ты тогда вообще туда полез?

– Так это… наблюдать, – после некоторых раздумий выдал «семь-девятый».

– Блин, Козырев, нет, ну ты видишь, с кем приходится работать?! Слушай, дай сигарету, пока я не взорвался, как триста тонн тротила.

Паша протянул пачку, и бригадир нервно закурил, предварительно сломав о коробок пару спичек.

– Так мне слезать? – «Сидящий на ветвях» Хыжняк явно не понимал, чего от него хотят.

– Ты у меня там теперь до заката просидишь. «Семь-девятый», как понял?

– Понял, сидеть до заката.

– Паша, будь другом, запроси настроечку Балтики, а то у меня в этих лесах что-то прием хреновый. Ни черта не слышу – одни всхлипы.

– А может, это Хыжняк на дереве плачет? – усмехнулся Козырев и принялся сканировать эфир. – «Семь-восьмой», «семь-восьмой», ответь «семь-три-седьмому». Твоя настроечка?…