– Если бы это была ментовка, боюсь, что сейчас я бы смотрел на закат немного в другом микроклимате, – скептически заметил Плуцкер. Но, спохватившись, добавил: – Но за заботу большое вам человеческое спасибо! И если так нужно для общего дела, я обязательно позвоню. Вступлю, так сказать, в сотовую связь. Тем более что в любом случае, рано или поздно, он все равно плохо кончит. И тогда, боюсь, на него навесят и много других, куда как менее невинных, шалостей. Включая сделавшего ноги Жана-Леона Жерома. [3] Случись беда – все на немого свалят.

– Значит, будем считать, что договорились. Еще выпьешь?

– Скорее да, чем нет, – облизнулся Плуцкер, происходивший из той породы людей, которым на халяву и алебастр – творог.

Он в очередной раз бросил мечтательный взгляд на фланирующие по лазуревой морской глади яхты и с уловимым оттенком грусти констатировал:

– Таки да. Здешний микроклимат к моему здоровью подходит гораздо больше. А может, и мне при случае прикупить здесь небольшой домик в деревне? Будем ходить друг к другу в гости по-соседски и пить чай с малиновым вареньем. Кстати, я правильно обратил внимание, что неподалеку отсюда, сразу за поворотом, где такой сиреневый домик с башенкой, висит табличка «SALE»?

– Ты правильно заметил, – хмыкнул Ребус, улыбаясь своим мыслям. – Это вилла бывшего зампрефекта московского Восточного административного округа Краснянского.

– Недурно. Вы случайно не знаете, сколько он хочет за этот полурайский уголок? Я намеренно произношу именно такой эпитет, поскольку крыша, похоже, требует серьезного ремонта.

– Начнем с того, что хочет не он, а его вдова.

– Мой бог! – картинно всплеснул руками Плуцкер. – А ведь еще совсем нестарый человек! Наверное, сердце? Впрочем, я его хорошо понимаю: расстаться с такой должностью – это очень болезненно.

– В данном случае не столько сердце, сколько автоматная пуля в нем. Его прошлым летом измайловские братки замочили.

– Что? Прямо в Москве?

– Отчего же? Прямо здесь, на вилле. Кстати, я имею честь немного знать его вдову. Вернее, имел честь ее иметь, – произнося эти слова, Ребус похотливо улыбнулся, вспомнив, что на сегодняшнюю ночь у него запланирована очередная случка со специально выписанной из Москвы стриптизершей. – Но имел ее, как ты говоришь, исключительно по-соседски.

Плуцкер дежурно улыбнулся. Сальная шутка хозяина задела его, всколыхнув воспоминания о собственных семейных неурядицах.

Два года назад Семен Аронович женился в третий раз, опрометчиво поддавшись очарованию молодости своей избранницы, выгодно сочетавшейся с изысканностью в любовных утехах. Не прошло и пары месяцев, как бывшая представительница эскорт-услуг, а ныне мадам Плуцкер, с головой погрузилась в мир богемы. То бишь стала давать направо и налево. Отныне рога на голове Семена Ароновича пышно колосились зимой и летом, а на сердце поселилась непролазная тоска, подтверждающая нехитрый тезис о том, что маразм и оргазм – это действительно две большие разницы.

– О чем задумался, Ароныч? – вывел его из забытья насмешливый голос Ребуса. – Небось о бабах?

– Увы. Всего лишь о бренности бытия.

– А хрена ли нам с тобой о таких вещах задумываться? Наливай да пей. А случится непруха – расчехляй «Муху». Так что насчет сиреневого домика? Поинтересоваться у вдовушки при случае?

– О нет, спасибо, при таких раскладах не стоит. Я, знаете ли, с детства боюсь всех этих историй с привидениями.

– Человека, Ароныч, человека! Вот кого надо по-настоящему бояться! Привидение, оно ведь только пугает, а вот человек… Тот не пугает, тот обычно сразу действует.

– Согласен, человек – существо столь же малосимпатичное. Зато с ним всегда остается хотя бы маленький, но шанс договориться. Но как и о чем можно договориться с призраком?…

Как только телохранитель Ребуса отвез Плуцкера в аэропорт и вернулся обратно на виллу, хозяин немедленно затребовал его к себе.

Дима Сазонов с немудреным прозвищем Сазан ходил под Ребусом уже восьмой год. Уцелев в многочисленных локальных конфликтах и широкомасштабных общевойсковых операциях братских, он предсказуемо поднялся по иерархической лестнице, проделав путь от рядового бойца до одного из трех персональных телохранителей самого «Кардинала земли сибирской». Ребус высоко ценил его за столь редкую в наши дни «душевную гармонию». И то сказать – граничащее с отмороженностью бесстрашие Сазана в сочетании с исключительным здравомыслием и особым чутьем на опасность не раз выручали в самых, казалось бы, безнадежных ситуациях. Сошлись они и на общей «идеологической платформе»: телохранитель, равно как и его хозяин, на дух не переносили «черных».

Детство и отрочество Сазана прошли в маленьком городке на Псковщине, всего лишь в часе езды от знаменитых Пушкинских Гор. И хотя бывший хранитель этих мест знаменитый Семен Михайлович Гейченко в благостном порыве называл их не иначе как «сакральными», никакого священного смысла в том, чтобы всю жизнь проторчать в этой дыре, выпускник местной средней школы-развалюхи Сазонов не видел. Было ему на малой родине «и кюхельбекерно, и тошно». А поскольку профессиональной литературе Сазан всегда предпочитал профессиональный бокс, то, вымучив, в принципе, не самый ужасный аттестат, он подался в Ленинград, в Институт физкультуры имени Лесгафта. Поступить не поступил, но зато на абитуре сошелся со своими земляками. Они-то, по достоинству оценив его коронный правый прямой в туловище, и дали Сазану необходимую рекомендацию для вступления в обосновавшуюся на берегах Невы «партию великолукских».