Бог не обращает внимания человека на отвлеченные идеи о Себе, на те концепции, к которым в повседневной жизни личность остается абсолютно безразлична. Господь не дает нам такое откровение о Себе, постижение которого находится в компетенции одного разума. Дух Божий касается не поверхности человека, но его сердца. Он дарует не «что–то», но Себя самого, как меру, до которой призвана, дорасти человеческая личность. Вот почему для человека, по слову преподобного Максима Исповедника: «важнее быть, чем знать» [86] . Быть тем, кем был сотворен человек, и тем, к чему он был призван, а именно образом Божиим.

Наверное, не будет ошибкой сказать, что такое понимание богословия сохранилось в Православной Церкви и по сей день. «Я бы прямо сказал, — пишет священник Александр Ельчанинов, — если нашему грешному уму какая–либо богословская истина кажется логичной, симметричной и т. п., значит она не истинна: и я предпочитаю оставаться при евангельских абсурдах, чем с философскими композициями, которые тем подозрительнее, чем они красивее. Твердые и отчетливые линии имеют только мертвые тела и умершие мысли. Всякое определение, фиксация в наших человеческих планах — ограничивает, замораживает это дыхание жизни и всегда неполно, случайно и потому неверно» [87] . Богословие, прежде всего глубина живой встречи в молитвенном предстоянии пред Богом. Это, конечно же, ни в коей мере не умаляет значение поиска и выработки языка для описания предметов духовного порядка. Но при всем этом разум также должен отчетливо видеть определенный предел своей компетенции. Очень хорошо об этом говорит католический богослов Жан Ланиелу: «познание Бога есть одновременно и дело разума и оно же ставит разум под вопрос. В данном случае ничто не может быть более разумным, чем непризнание разума. Разум есть необходимое средство этого познания в той мере, в какой Он не позволяет помещать Бога там, где Его нет» [88] . Еще более удачно, но в лаконичной форме об этом пишет протопресвитер Иоанн Мейендорф: «Богословие в одно и то же время и созерцание Бога, и выражение невыразимого». Вот она золотая середина во всякой попытке определить суть и предназначение богословия. Необходимо только помнить, что это не просто наука, которая стремится дать ответ на любой вопрос. Скорее богословие призвано ставить вопрос перед человеком, ищущим Бога. Архимандрит Киприан (Керн) пишет: «Если богословствующая мысль и призвана не бояться вопрошать и думать, если она не должна укрываться от волнующих и трудных проблем, то все же у какого–топредела она должна смириться перед непостижным, должна преклониться перед закрываемой ангельскими крыльями тайной и умолкнуть» [89] .

В завершении своего доклада, приведу еще одну цитату Владимира Лосского: «Богослов не ищет Бога, как ищут какой–либо предмет, но Бог Сам овладевает богословом, как может овладевать нами чья–то личность… Бог первый нашел его, именно потому, что Бог, так сказать, вышел ему навстречу в Своем Откровении, для богослова оказывается возможным искать Бога, как ищем мы всем своим существом, следовательно и своим умом, чьего–либо присутствия. Бог богословия — это «Ты», это живой Бог Библии. Конечно это Абсолют, но Абсолют личностный, которому мы говорим «Ты» в молитве» [90] .

Итак, богословие есть поиск, успех которого достигается в процессе сотворчества с Объектом своего познания. С Тем, Кто желает приоткрыть то, что сокрыто от человеческого ока. Кто готов ответить нам на стремление пытливого ума и искренний порыв чистого сердца. Дай Бог, чтобы мы никогда не боялись вступать на этот многотрудный, спасительный поиск Господа. И дай то Бог, чтобы каждый из нас оказался найденным Господом.

Позвольте сказать несколько слов о границах моего сообщения. В сообщении я затрону следующие апокрифические писания: «Апокалипсис Петра», «Апокалипсис Павла» и «Откровение Пресвятой Богородицы». /Данный выбор не случаен, поскольку именно названные апокрифы в разное время становились своего рода богословскими бестселлерами. Апокрифические апокалипсисы оказали существенное влияние на «народные представления» об аде и адских муках христиан эпохи древней Церкви. И по сей день, в ортодоксальных Церквах мы встречаем широко распространенные идеи и образы, берущие свое начало в апокрифической литературе. Кроме того, подобные образы ада и описание адских мучений мы можемвстретить и в более поздний период истории христианской Церкви. Особое место эта тема занимает в православной литературе, такой как «Творения Отцов Церкви», «Четьи–Минеи», «Жития Святых», «Пролог», разного рода «Патериках» (особенно «Скитского Патерика»), а также в многочисленных изданиях по догматике и популярных богословских трудах. Хотя, православные богословы в этой теме всегда оставляли себе место для ошибки. Вот как об этом писал святитель Григорий Богослов: «Философствуй мне о мире и мирах… о Воскресение, Суде, воздаянии, страданиях Христовых, ибо в таких предметах и достигать цели не бесполезно и ошибаться безопасно» [92] . Насколько небезопасным оказались ошибки тех или иных богословов и учителей Православной Церкви судить Господу, а я предлагаю перейти к рассмотрению темы вынесенной в заглавие моего сообщения.

Во II веке по Р. Х., появляется апокриф «Апокалипсис Петра». В нем описаны многочисленные адские муки, которым подвержены грешники. Некоторые из них «подвешены за язык» [93] . Женщины, которые наряжались в земной жизни для прелюбодеяния: «подвешены за волосы над кипящим илом». А мужчины, которые прелюбодействовали: «были подвешены за ноги, и головы их были в иле». Находится в аду и ущелье «полное ядовитых червей, и мучимые ими, извиваются в муках». «Вблизи этого места увидел я другое ущелье, в который сбегали гной и нечистоты мучимых, и становились они там озером. И сидели там женщины, которым гной доходил до шеи… А другие мужчины и женщины стояли [по воле ангела гнева Эсраила] до середины своего тела в пламени, и были бросаемы в мрачное место и бичуемы злыми духами, и внутренности их пожирались червями неусыпными… И были рядом с ними иные… которые кусали свои губы, и мучили их и огненным железом сжигали им глаза» [94] . «Другие мужи и женщины, которых сбрасывали с высокого обрыва, падали вниз, после чего мучители вновь заставляли их подниматься наверх, а затем вновь сбрасывали их вниз, и не было им отдохновения от этой муки». Причем подобные мучения встречаются в аду повсеместно. Так в другом месте автор апокрифа видел: «мужчин и женщин, которые катятся там вниз, в ужасное место. И, упав в бушующее пламя, поднимаются они вверх и вновь падают вниз» [95] . Здесь можно увидеть сходство с муками в греческом аиде. Людей истязают в аду и птицы. — «Казнятся они болью, подвешиванием и множеством ран, кои наносят им плотоядные птицы». Есть и такие «которые беспрестанно откусывают себе языки и в то же время терпят муку от огня вечного». Более того, в аду есть ответственные ангелы, являющиеся специалистами по мучениям. Ангел гнева — Эсраил. Злой ангел — Темелух, который согласно другому раннехристианскому апокрифу «Апокалипсис Павла»: «не знает милости» [96] . Существует еще ангел Тартарух, казнящий грешников «еще с большими муками» [97] .

Надо отметить важную деталь, апокриф «Апокалипсис Петра», до времени формирования канона Нового Завета, признавался многими христианами подлинным творением апостола Петра. С другой стороны, уже церковный историк Евсевий Кесарийский считал, что: «К подложным относятся: «Деяния Павла», книга под названием «Пастырь», «Апокалипсис Петра»» [98] . Тем не менее, можно с уверенностью заявить о том, что апокриф «Откровение Петра», наряду с другими подобными произведениями является источником тех идей об аде и адских муках, которые впоследствии получили широкое распространение в среде христиан.

В конце IV века, появляется еще одно апокрифическое произведение «Откровение Павла». Описание нестерпимых адских мучений, в нем созвучно с «Откровением Петра». Хотя в апокрифе «Откровение Павла», встречается описание и иных адских мучений. «И увидел я реку, всю в водоворотах, и многое множество мужчин и женщин, ввергнутых в нее одни до колен, другие до пупа, многие же по самое темя» [99] . Кроме этого, в данном апокрифе более подробно описаны ангелы ответственные за адские мучения. Так, уже упомянутый ангел Темелух, изображается с железным предметом в руке, которым он извлекает внутренности одного старика (в земной жизни пресвитера) через рот. Далее повествуется о четверке ангелов, которые дружно донесли еще одного старика (в земной жизни епископа) до огненной реки, затем они «ввергли его в реку огненную по пояс, и жестоко жгли его молниями» [100] . Наконец, еще упоминается об «адском шашлыке»: «И видел я жен, одетых в белые одежды, слепых, насаженных на вертела огненные, и ангел не знающий пощады бичевал их» [101] .