Тем временем, Флеас ненадолго пришел в себя. Шевельнулись побелевшие губы.

— Глен… Это ты?… Почему так темно?… И холодно… Здесь всегда так?

— Все хорошо, мы тебя вытащим, — сказала Вики-Мэй, и, увидев, что раненный снова впал в беспамятство, добавила, — ну, начали?

Они начали. Они чистили забитые грязью внутренности. Они откачивали кровь, вылившуюся в брюшную полость. Они склеивали рассеченные сосуды и органы. Они заставляли работать сердце, то и дело готовое остановиться навсегда. И все это — под грохот артиллерии, добивающей остатки последней орденской армии. Под завывание ветра, несущего по равнине тучи проклятой пыли, от которой не спасал натянутый наспех полог. Под нервное сопение легионеров, на глазах у которых трое чужих людей боролись за жизнь их командира, а они почти ничем не могли помочь. Только таскать воду, стирать полотенца и отгонять назойливых мух. Ну, еще дать кровь. Да с радостью — сколько угодно. Может, еще чего надо? Отвалить отсюда? Хорошо-хорошо, отваливаем… Вы только позовите, если что…

Солнце клонилось к закату, когда появился дон Тира и буднично сообщил:

— Сражение окончено. Победа, Светлые… А как он?

— Нельзя так спрашивать, — пробурчал шаман, — вот сядет солнце, пойду с ним разговаривать.

— С кем? — удивленно спросил Румата.

— С ним, — повторил шаман, глазами показав на Флеаса, — попробую уговорить его вернуться.

… Операция длилась шесть часов и, казалось, отняла у Вики-Мэй и Руматы, все силы без остатка. Наконец на рану и разрезы были наложены последние полосы клеящего геля. Теперь на первый взгляд казалось, что тело легата даже и не подвергалось повреждениям… Только казалось и только на первый взгляд. Потому что лицо раненного даже в свете факелов оставалось бледным до прозрачности, конечности были холодны, а пульс едва прощупывался.

— Мы ведь все сделали правильно? — неуверенно спросила Вики-Мэй.

— Наверное, — сказал Румата, — будь это один из нас, я был бы уверен, что правильно. И приборы показывают, что все более-менее…Но они… эти местные ребята…такие хрупкие.

— Да уж, — согласилась она, — впрочем, мы тоже не железные. Я сейчас засну.

— Спи, любимая. Я еще посижу с ним.

— Угу. Потом я тебя сменю, — с этими словами Вики-Мэй свернулась клубочком и через минуту уже крепко спала. Кто-то из легионеров осторожно накрыл ее теплым шерстяным плащом.

Шаман, тем временем, скрестив ноги, уселся в изголовье Флеаса и застыл. Даже его широко открытые глаза остановились, будто он впал в кому. Только ладони, словно существующие независимо от тела, чуть слышно хлопали по коленям, ритмично, как метроном.

Румата поднялся и вышел из-под полога. Поднял глаза вверх, к звездам. Подставил лицо прохладному ночному ветру.

— Устали, Светлый? — негромко спросил подошедший капитан легионеров.

— Не то слово.

— Можно я предложу вам глоток вина?

— Конечно, можно, — Румата усмехнулся, — и даже нужно.

Отхлебнул из протянутой ему фляжки. Вино было теплое и терпкое.

— Он искал смерти, — неожиданно сказал капитан.

— Кто?

— Флеас. Дождался момента, когда уже стало ясно, что мы победили, и бросился в самое опасное место.

— Ах, вот как, — медленно произнес Румата, — кажется, я начинаю понимать… Кто такая Глен?

— Его жена. Погибла во время событий в Енгабане. Легат не мог простить себе, что во время не удалил их в поместье. В смысле, ее и сына. Шерку было три года. Он тоже погиб. Такие дела, Светлый.

И капитан снова протянул ему фляжку.

— Очень ее любил? — спросил Румата.

— Не то слово. Вообще, ее все любили. Такая была удивительная женщина… Когда он узнал, то чуть сразу не бросился на меч. Потом передумал. Сказал, всех их сперва убью, и уж тогда… А перед той атакой… Не знаю, Светлый, стоит ли это говорить…

— Говорите, раз уж начали.

— Ну, он мне сказал, что теперь спокоен, что вы… Светлые… всех этих порешите, камня на камне от Ордена не оставите. Потом попросил: если что, скажи им, пусть только Енгабан не разрушают. Это — последнее, что от старых королей осталось. И еще попросил: передай, что Питан надо под плуг пустить, как наши предки делали. Чтоб, значит, наверняка.

— Под плуг? — переспросил Румата.

— Ну, да, — подтвердил капитан, — распахать и засеять. А я вот еще прикинул, может лучше фруктовые сады там посадить? Чтобы, значит, деревья и все такое. Жаль только, в тех местах воды почти нет. Солончаковое болото.

— Что-нибудь придумаем, — рассеяно сказал Румата, делая еще глоток и возвращая фляжку капитану.

— Хорошо бы, — вздохнул тот, — Глен очень любила фруктовые деревья. У них даже в городе во дворе росли несколько… Их сожгли, конечно. Вместе с домом… Вот…

Капитан отсалютовал и растворился в ночи, а Румата отправился назад.

За время его отсутствия ничего не изменилось. Вики-Мэй безмятежно спала. Флеас так и не пришел в сознание, хотя дыхание вроде бы стало ровнее. Игенодеутс все также сидел неподвижно, только ладони его перестали хлопать по коленям. Он уже не находился в трансе. Он просто пребывал в глубокой задумчивости.

«Ну, что ж, будем думать вместе. Непонятно, правда, о чем — но там видно будет», — решил Румата и уселся рядом с ним.