Кто-то его убил…

Я не мог это сделать, мне не хватило бы силы, да и размаха для такого удара. Если только не ударил локтем. Но как я мог это сделать, если на моем горле находились его руки, а я под ним?

К тому же, я не собирался с ним драться, а просто умирал, не оказывая никакого сопротивления. Мне даже сны снились — видения от недостатка кислорода.

…Голова живет и после того, как тебя уже больше нет. Воину могут отрубить голову, но это еще не означает, что настал его ко-нец. Если воинственный дух его силен, он может проявить себя и после того, как потеряет голову.

Храбрость воина памят-на достаточно долго, чтобы нанести ущерб и даже после того, как его обезглавили…

Так написано в кодексе самураев.

Если древние воины были способны убивать уже мертвыми, то почему мы не можем быть на это способны? За многие века люди не настолько сильно изменились. Но мог ли я совершить такое?

Меня душил кашель, я кашлял, задыхался, при этом лихорадочно пытался что-то сообразить.

…Посадили в камеру, а потом в нее подсадили того, кто должен был меня убить.

Было все плохо, а стало еще хуже. Теперь ко всем обвинениям в мой адрес, добавится еще одно убийство, и на этот раз даже не надо искать доказательств. Вот оно тело, а рядом я, в камере никого…

Мог ли уголовник убить себя сам, бросившись гортанью на угол нар? Нет, в такое никто не поверит. Что придумать?

Уголовник лежал, занимая почти все нары. Он был прав с самого начала, для двоих в этой камере слишком мало места.

Один должен обязательно занять место у параши, верзила там сейчас и лежал, суча ногами по фарфору. Но он еще не мертв, его можно спасти. Тогда на мне не будет вины в этой смерти…

Вот та мысль, что я ждал!

И застучал в дверь ногами:

— Помогите, позовите врача. Человеку плохо!

Я услышал чьи-то неспешные шаги, в полотне двери открылось небольшое окошко. Милиционер внимательно посмотрел на меня, потом перевел взгляд на дергающегося в агонии верзилу.

— Чего орешь?

— Этот человек умирает — произнес я каким-то извиняющимся тоном. — Если вы сейчас не вызовете ему врача, то он умрет через пару минут.

Как умрет? — не поверил мне милиционер. — Что с ним случилось?

— У него трахея перебита, ее разрезать надо, — я чуть было не рассмеялся прямо в это ничего не понимающее лицо. — Такая операция называется трахеотомия. Если ее не сделать через пару минут, мозг умрет. Он дышать не может и задыхается. Спасать надо. Может быть, нож дадите? Я бы попробовал что-то сделать…

— А что у него случилось с этой, как ты ее назвал, трахеей?

— Она сломана, наверно во сне обо что-то ударился. Врача позовете или нож дайте…

— Как он мог удариться? — милиционер нахмурился. — Сколько служу, такое в первый раз вижу.

— Все когда-нибудь происходит в первый раз…

— Он же здоровый был. Да и погоняло у него соответствующее положению — «Мамонт».

А нож я тебе не дам, не положено. Кстати, почему ты сам до сих пор живой?

В этом невинном вопросе скрывался ответ на то, как уголовник оказался со мной в одной камере. Но как я остался живым, это и сам не знал, поэтому только растерянно развел руками:

— Простите, так получилось. Если врача не хотите звать, позовите кого-нибудь, кто поможет мне вытащить труп из камеры. Для меня он слишком тяжел.

— И где я тебе врача сейчас возьму? — пробурчал милиционер, все еще не совсем понимая, что происходит. — Нужно «скорую» вызывать, пока они приедут, минут пятнадцать пройдет. Сиди тихо, чтобы я тебя больше не слышал, иначе дубинкой пройдусь по почкам…

Окошко захлопнулось с железным лязгом. Милиционер исчез. Я услышал быстрые шаги, потом голос по телефону:

— …

— …

— Горло перебито. Говорят, еще можно спасти, если сделать операцию.

— …

— Вот и я говорю, где мы возьмем врача, «скорая» пока приедет, пока отвезет в больницу…

— …

— Да нет, не того труп… другого, кого вы сказали подсадить… «мамонта».

— …

— Кто перебил? Этот наверно и перебил, откуда я знаю?

— …

— Наблюдал, как положено. Тихо было, пока этот в дверь не забарабанил…

— …

— Есть, в рапорте ни слова!

— …

— А с этим что?

— …

— Понял! А врача вызывать?

— …

— Так точно, сообщить дежурному, чтобы у него голова болела…

Я тихо рассмеялся. Ситуация мне не нравилась, но ее развитие было забавным. Все становилось хуже с каждым мгновением. Моя смерть становилась неминуемой.