Кейт несколько раз повторила сказанное Анной, краснея и запинаясь всякий раз, когда ей предстояло произнести слова любви.

– А теперь ступай, славная Кейт.

Анна сорвала с шеи кольцо с изумрудом, висевшее на шнурке. Оно принадлежало ее отцу и было подарено ей ее дядей, епископом, пытавшимся таким образом искупить свою вину.

– Отдай ему это.

Кейт с разинутым ртом уставилась на сверкающий камень в своей ладони, и на мгновение Анну охватила тревога. Такое кольцо могло принести служанке богатство, которого она не скопила бы и за две жизни. Однако Анна тут же забыла о своей тревоге. Между ней и Кейт был заключен союз без помощи слов, какой возможен только между двумя женщинами. Однажды Анна уже отказалась поверить девушке, но это было давным-давно, и то была совсем другая Анна Гаскойн. С тех пор, как Джон Гилберт вошел в ее жизнь, Анна стала жить и думать по-иному.

– Я доверяю тебе, Кейт, – прошептала Анна.

Кейт кивнула, спрятала кольцо на груди и вышла из комнаты. Анна услышала звук ее шагов. Тяжелые кожаные башмаки застучали по ступенькам черной лестницы.

Эмалевые французские часы, висевшие над камином в ее комнате, пробили шесть. Анна отстранила стражника, который должен был ее сопровождать в главный зал Уэверби-Хауса. Огромные канделябры, покачивавшиеся на цепях, бросали яркий свет на длинный банкетный стол, покрытый камчатной скатертью тонкой работы, и Анна заметила две солонки и стаффордширские блюда с позолоченными краями для четырнадцати человек. Перед каждой тарелкой сверкали полировкой тяжелые серебряные приборы, украшенные вместо ручек резными фигурками из слоновой кости, включая и новомодные вилки, а за каждым стулом стоял лакей в ливрее.

Эдвард Эшли Картер, лорд Уэверби, сидел во главе стола один.

Эдвард никогда не видел Анну более пленительной, хотя всегда считал ее соблазнительной и дразнящей, несмотря на показную скромность и целомудрие. Именно это сочетание обольстительности и невинности сводило короля с ума, и Эдварду приходилось признать, что при виде ее он забыл о своих обычных подозрениях и о том, что такая добродетель заставляет медлить с осуществлением целей, пока не становится слишком поздно.

Но все это в прошлом. Анна оказалась шлюхой, раз отказалась от него. Теперь он заставит ее покориться его воле, или сломает ее, или сделает сначала одно, а потом другое. Но Эдварду приходилось медлить с осуществлением своих планов, пока король не вознаградил его за нее, а такой награды приходилось ждать довольно долго. Он был на пороге банкротства: даже самые худородные из его кредиторов, такие, как сапожник, парикмахер и портной, уже барабанили в его дверь. Ответственность за такую наглость падала на старого Кромвеля, поскольку простолюдины не должны требовать у знатных плату за свои услуги.

Он подался вперед и выбрал зрелую ягоду клубники на блюде с фруктами, проглотил ее и слизнул с пальцев сок.

Анна отвела глаза, потому что была не в силах видеть клубнику – будоражащий образ Джона Гилберта, связанный с ягодами, заполнял все ее мысли.

– Добрый вечер, моя дорогая Анна. Хотя я и собирался отпраздновать его с друзьями, решил, что важнее, чтобы между нами снова установились близкие отношения.

Он внимательно посмотрел на нее и провел языком по губам.

– Надеюсь, ты вполне оправилась от своего жестокого заточения, чтобы принести на брачный алтарь нежный румянец.

Он улыбнулся ей, не вставая с места, чего требовал этикет, когда входила дама такого ранга. Но женщина, колесившая по лесам в мужской одежде с мошенником, не заслуживала подобной галантности, и Эдвард не собирался оказывать ей такую честь.

Казалось, Анна не заметила этого. Она села за стол и принялась играть со столовой ложкой. Эдвард отметил, что синее платье с неподобающе низким вырезом, присланное им в ее спальню, придавало ее изумрудным глазам оттенок холодных северных морей.

Он сделал знак дворецкому наполнить ее бокал, затем поднял свой в ее честь.

– Желаю тебе долгой жизни, любовь моя, а через год жду наследника. – Глаза его блеснули.

– А если в наследнике будет королевская кровь, тем лучше. Пусть мое имя носит какое угодно отродье, мне безразлично, только не менее знатного происхождения, чем я.

Эдвард так и не дождался, когда Анна поднимет свой бокал.

– А что, если это будет отродье Джона Гилберта, которому ни ты, ни король в подметки не годитесь?

Бросив пронзительный взгляд на слуг и кивком отпустив их, Эдвард вцепился в край банкетного стола своими изящными белыми пальцами так, что побелели костяшки, но тотчас же взял себя в руки и растянул свои тонкие губы в подобие улыбки, больше похожей на звериный оскал.

Наблюдая за ним, Анна пришла к выводу, что удовольствие от игры, которую он вел, было тем сильнее, чем более жестокой была игра.

– Итак, миледи, вы отдали свое целомудрие вору и разбойнику.

Он с силой сжал одну из новых серебряных вилок с намерением согнуть ее или даже сломать.

Анна смотрела на его застывшую улыбку, и кровь в ее жилах заледенела. Он отбросил вилку в сторону, и теперь его пальцы скользили по ножке бокала. Он с трудом сдерживал волнение. Ему необходимо ее содействие, иначе его план обменять ее на табачные плантации в Виргинии не сработает. Как ни ничтожна была ее власть, но она действовала всего несколько часов до свадьбы. Потом, когда она станет его женой, перейдет в полную его собственность.

– Эдвард, – тихо произнесла Анна, – я сделаю все, чего бы ты ни потребовал.

Он усмехнулся и принялся теребить кружева на запястьях.

– Из любви ко мне, моя дорогая? – спросил он. – Помнится, когда-то я был тобой любим.

– И ты предал мою любовь и дружбу моего отца, – ответила Анна.

Он слегка наклонил голову, и улыбка его стала печальной, но это было притворством.

– Ты всегда слишком строго судила меня.

Проигнорировав его замечание, Анна направила беседу в нужное для нее русло.