Тешинский край издавна принадлежал Чехии, хотя здесь всегда говорили на смешанном чешско-польском диалекте, который чешские лингвисты считали чешским диалектом, а польские - польским. Впрочем, определить его принадлежность так же нереально, как и провести точную границу между распространением русского и украинского языка. До середины XIX века местные жители свою национальность определяли просто - "местные". В XIX веке - веке "национального возрождения" ситуация стала меняться, "местные" стали дробиться на поляков, чехов и силезов. Никто из них не составлял в крае большинство, но в конце XIX века многочисленные польские эмигранты, которые приезжали сюда в поисках работы из Галиции переломили ситуацию, и в восточной Тешинской области поляки стали преобладать. В 1918 году поляки составляли 54 % населения, но преобладали лишь в восточной части. После распада Австро-Венгрии и небольшой семидневной войны между Польшей и Чехословакией, восточное Тешинско было присоединено к Польше, а западное, без преобладания польского меньшинства, осталось в Чехии. Победа чехословацкой армии поставила крест на надеждах Польши отхватить от Чехии и другие районы, вроде Кладска, где, кстати говоря, вообще не было поляков. Проблема, казалось, была исчерпана, но в 1935 году польская сторона снова заявила о своих претензиях. Дело приняло важный оборот - на территорию Чехословакии забрасывались отряды, которые проводили диверсии, взрывали железнодорожные пути, убивали полицейских и так далее. Диверсии проводились даже на территории тогда ещё чехословацкой Закарпатской Украины, которая никогда не была польской этнической территорией.

В начале 1938 года в Тешинской области возникает "Союз Поляков", который был организован по образцу фашистской Судетонемецкой партии Гейнлейна. Более того, из Варшавы поступает приказ координировать с Гейнлейном все свои действия. 21 сентября польское правительство выдвигает свои территориальные требования, которые Гитлер включает в свой Годерсбергский меморандум. 2 ноября 1938 года польская армия вступает в Тешинскую область. Первой самой "важной" реформой стал запрет чешских школ и чешского языка…

Чешский генерал Вехирек вспоминает: "Поляки немилосердно преследовали чехов, терроризировали увольнениями, выбрасывали из домов, конфисковали имущество. Всё, что было чешское, уничтожалось. Чешский язык и даже приветствия были запрещены. Приветствие "Наздар" штрафовалось 4 злотыми и так чехи начали приветствовать друг друга: "Четыре злотых!", чешские названия устранялись даже с могил, братская могила солдат была раскопана, и останки выброшены на помойку. Чехов избивали на улицах". В итоге из Тешинской области бежало 30 тысяч чехов и 5 тысяч немцев - поляки не церемонились и со своими союзниками. Не лучше была и ситуация в Словакии - в четырёх татранских деревнях, где жители в своё время проголосовали за присоединение к Словакии, творилось то же самое. Впрочем, эти деревни быстро вернулись в состав Словакии. Кстати, интересная деталь - в Польше до 1945 года жило 50-тысячное словацкое меньшинство, которое потом переселилось в Словакию. Современные польские историки объясняют сей факт просто - словакам, мол, просто захотелось переселиться. Словацкие очевидцы твердят совсем иное, они рассказывают о том, как банды "Армии Крайовой" терроризировали словацкие сёла и насилием выгоняли словаков. Особенно зверствовал бандит Юзеф Курас - памятник ему в 2007 году открывал лично президент Лех Качиньский. Открытие памятника вызвало волну гнева в Словакии и Израиле, но что же тут поделать - если полякам хочется иметь убийц и мародёров героями…

В следующем году исполнится 70 лет со дня начала Второй мировой войны. В Польше эта дата наверняка будет отмечаться. 70 лет участия в позорном Мюнхенском соглашении, наверное, там не заметит никто…

НА ВОСТОКЕ много мудрых и прекрасных в своей пленительности и изяществе поэтов. Возможно, из них самый известный для западного читателя - Омар Хайям. И это на первый взгляд странно, потому что в мусульманском мире его никогда не сравнивают с такими безусловными гениями поэзии, как Руми, Хафиз, Джами. В мусульманской среде Хайям гораздо больше известен как математик, астроном, суфий.

Наверное, устойчиво сохраняющаяся в Европе особая популярность Омара Хайяма объясняется тем, что наиболее пронзительная тема его рубайята в переводах на европейские языки - мучительный поиск человеком смысла своей личной жизни перед лицом неминуемой смерти. Человека, который одиноким приходит в этот мир, одиноким ветром проносится в нём, и без следа, одиноким, уходит из этого мира.

Возможно, особая притягательность Хайяма для европейского индивидуального мышления это обратная сторона подспудно разворачивающейся вселенской трагедии личности. Трагедии "точки невозврата" - когда вдруг все соединяется в один узел: неуклонная девальвация личностного смысла жизни, все более тотальный автоматизм социального поведения, все более прогрессирующая неспособность найти ответ на проклятые вопросы: "Почему я появился на этом свете, зачем я здесь, во имя чего, во имя каких целей и ценностей я живу? Что потом?".

Мерно и неуклонно надвигающийся кризис "общества прогресса", растущее число признаков некоего мерцающего сумрачного перелома, все более явственный запах приближающегося совершенно иного будущего… Всегда в эпицентре переломных эпох самым острым, самым мучительным становился вопрос о конечной ценности личностной жизни, о смысле индивидуальной жизни человека вообще.

Тревога вечная мне не дает вздохнуть,

От стонов горестных моя устала грудь,

Зачем пришел я в мир, раз - без меня, со мной ли -

Всё так же он вершит свой непонятный путь?

То, что формирует культуры, искусство, идеологии, в конечном счете грамматические структуры языков - огромное, привычное и комфортное панно, объясняющее индивидам: зачем нужно жить. Эту грандиозную картину из неисчислимого количества слов и символов постоянно берегут, обновляют, лелеют, чтобы обмануть, заретушировать, скрыть от личности эту поразительную пустоту, которая угрожающе таится за такими обычными словами "смерть всегда тебя ждет".

Один из величайших русских умов ХХ века П.Д.Успенский писал в своем "Tertium organum": "Очень многие люди думают, что основные вопросы жизни абсолютно неразрешимы, что человечество никогда не узнает, зачем и к чему оно стремится, для чего страдает, куда идет. Поднимать эти вопросы считается даже неприличным. Полагается жить "так", "просто жить". Люди отчаялись найти ответы на эти вопросы и махнули на них рукой.

В действительности эту безнадежность мы ощущаем только тогда, когда начинаем считать человека чем-то "конечным", законченным, не видим ничего дальше человека. В таком виде вопрос на самом деле безнадежен. От всех социальных теорий, обещающих нам неисчислимые блага на земле, веет холодом, и остается чувство неудовлетворенности и неприятный отвкус.