— Ложись! — закричал учитель, и все мы рухнули в снег.

Загрохотало, ударило горячим ветром, ослепило огнём…

Когда самолёт улетел, мы подошли к пекарне. Снег был изрыт воронками, возле крыльца лежала поваленная взрывом огромная ель.

К Ивану Матвеевичу подошёл Саша Тимофеев, спросил:

— А уроки теперь будут?

— Будут, — ответил учитель.

— Значит, завтра можно приходить?

— И послезавтра, — сказал Иван Матвеевич без улыбки.

Вскоре мы, первоклассники, научились писать, а в старшей группе все до одного изучили устройство автомата ППШ. Неожиданно учитель сказал, что будет общий урок, и дал каждому из нас по листу чистой бумаги. Это было чудом! Мы писали на чём попало: на книгах, на кусках обоев, на картоне и берёзовой коре.

— Будем писать диктант.

И учитель начал медленно диктовать:

— Фашистские войска окружены под Сталинградом. Наша Армия наступает. День освобождения близок. Товарищи, всячески вредите оккупантам! Бейте ненавистного врага! Все — на защиту Родины!

Я писал красными чернилами. Буква «Р» в слове Родина развевалась, как знамя.

Учитель на наших глазах проверил, как кто написал, аккуратно исправил ошибки. Вошёл партизанский командир, мы радостно встали.

— Готово? — спросил гость весёлым голосом.

— Готово! — ответили мы хором.

Партизан взял наши диктанты, бережно положил в полевую сумку. Мы поняли, что не только учимся, но и немного воюем.

Три дня занятий не было: с утра до вечера над холмами кружили немецкие самолёты. Любого, кто шёл или ехал по дороге, пилоты считали партизаном. Пожилая женщина везла в город больную мать. С самолёта расстреляли обеих женщин и коня. В Носовой Горе взрывом бомбы сдвинуло с места дом. Люди чудом уцелели…

Среди бела дня партизаны не решались показываться в лесу и в поле. В нашем доме до глубокого вечера просидели пятеро бойцов. Вместе со всеми был Василий из деревни Перетёс.

В округе его считали богатырём. Люди рассказывали, что он на спор остановил мельничное колесо. Противотанковое ружьё в руках Василия казалось лёгонькой одностволкой.

Партизаны разговаривали, курили…

Натужно гудя, самолёт кружил над деревней, чуть ли не задевал колёсами крыши.

— Вась, а Вась, — сказал один из партизан. — Иди, сбей эту тарахтелку!

— А если промахнусь? — нахмурился партизан. — Немец всю деревню сожжёт.

— Стрелять не надо, — весело продолжал парень. — Дай разок ружьём по хвосту, ему и крышка.

Разведчик улетел, но он мог вернуться в любую минуту. Шутливый партизан устроился с Василием, прищурясь спросил:

— Вася, а как это ты от полицейских убежал, связанный ведь был? Верёвки развязались, что ли?

— Да-а, развяжутся… И не верёвки были, гужи ремённые. Раненый был, а то не дался бы. А дружка Петра с ног сбили. Ростом-то он — с валенок. Разбили так, что идти не мог, волокли. Заперли потом нас в сарай, поставили часового. А сами пошли коня искать, чтобы нас в комендатуру везти. К коменданту.

— Да, поговорили бы с тобой, шомполами…

— Поднатужился я, гужи и треснули. Снял слегу, сунул конец в оконце, и — раз! — стена на целый аршин раздвинулась. Закрепил вагу, взял Петра под руку, пролез в разъём и — в лес родной!

— А часовой куда смотрел?

— Замок охранял, ясное дело!

— Вася, говорят, ты и в Ленинград ходил с обозом? Когда продукты везли.

— Ходил. Медаль мне за это вышла. Как какой конь застрянет — меня зовут. Сниму шубу — и за дело!

Я ещё раз взглянул на Василия. Шуба была ему по колена, как полушубок, валенки такие, что в любом уместился бы наш Серёга.

— И откуда ты такой взялся? — улыбнулся молодой партизан.

— В округе крупного народа от века много. Крепость в древности была, вот и брали кто покряжистее.

Когда стало темнеть, партизаны ушли.

На другой день вновь начались уроки. После уроков я убежал с мальчишками на озеро, где партизаны ловили неводом рыбу. Невод был тяжёлый, но верёвку вместе со всеми тащил Василий из Перетёса, и всё шло как по маслу. И вдруг — остановка. Лица партизан стали хмурыми, кто-то коротко помянул нечистую силу.

— Зацеп, — вздохнул старший из партизан. — Похоже, за камни…

— Зацеп так зацеп, — усмехнулся Василий.

Не раздумывая, он сбросил шубу, снял шапку, валенки и одежду, босиком подошёл к проруби, опустился в воду, нырнул.