Некоторое время я молча ждал, что будет дальше. Собственно, я толком и не знал, что сказать. Дженни не показывалась.

Наконец я позвал ее:

— Мисс Сондерс! Я знаю, что вы здесь. Почему вы прячетесь?

Последовала долгая пауза, куда дольше, чем из-за задержки звука. Видимо, она обдумывала, что делать дальше. Наконец ее голова появилась из-за клети. Она по-прежнему молчала.

— Что вы делаете в этом отсеке? — спросил я, делая шаг по направлению к ней.

Ее лицо выражало отчаяние. Губы быстро зашевелились, и наконец я услышал:

— Не подходите ко мне! — Ее голос срывался, словно она вот-вот расплачется.

От неожиданности я замер на месте:

— Меня зовут Джейсон Крафт, я первый помощник капитана. Что случилось, мисс Сондерс?

— Уходите.

Мне показалось, что ей стоило большого труда произнести это слово. Она опять вскарабкалась на верхнюю клеть и подбежала к самому краю. Посмотрев вниз, она снова обернулась ко мне:

— Уходите!

— Послушайте, я не могу просто так уйти. Я отвечаю за…

— Уходите, или я брошусь вниз.

На ее лице была написана такая мука, что на мгновение я заколебался. Но уходить я не имел права. До меня наконец дошло, что она на грани самоубийства, но я не знал, что делать. Вызвать судового врача? А если она тем временем прыгнет?

Возможно, специалист по таким ситуациям поступил бы иначе. Но мне не пришло в голову ничего лучшего, чем попытаться отвлечь ее:

— А я думал, что кровати в пассажирских каютах удобнее, чем грузовые клети, — долгие паузы между вопросом и ответом начинали меня нервировать.

Она молчала, балансируя на кромке. Спокойным, мягким голосом я сказал:

— Из-за этих задержек трудно разговаривать. Не возражаете, если я подойду поближе?

— Не подходите! — ответила она сквозь стиснутые зубы.

Я отошел к стене и почти целую минуту старался не двигаться. Наконец сказал:

— И часто вы здесь бываете? Что-то не припомню вас среди наших постоянных посетителей.

Дженни коротко всхлипнула. Потом несколько раз пошевелила губами и в конце концов еле слышно сказала:

— Не смешно.

— Мисс Сондерс, я знаю, что сказать члену экипажа, который плохо работает. Я знаю, что сказать своей начальнице в тех редких случаях, когда она ошибается. Но я не представляю, как говорить с человеком, который хочет покончить, с собой.

Своим молчанием она подтвердила мою догадку, но смотрела так, будто я просто обязан знать такие вещи. Можно подумать, что помочь самоубийце не сложнее, чем сделать, к примеру, искусственное дыхание. От этого взгляда я вдруг почувствовал себя одновременно беспомощным и бестактным. Может быть, другой на моем месте решил бы, что честнее будет не вмешиваться не в свое дело. Но я не мог так поступить.

Пока она топталась на крыше клети, — то и дело заглядывая вниз, я незаметно перенес свой вес с ноги на ногу, чтобы при случае резко броситься вперед. Как же все-таки отговорить ее от этой затеи?

— Послушайте, — сказал я наконец. — Падение с такой высоты не обязательно убьет вас. А вот боль будет страшная, это точно.

Она ответила слишком тихо и неразборчиво. Должно быть, ей было трудно говорить. Я расслышал только слово «сочувствие».

— При чем тут сочувствие? — искренне удивился я — Вы, наверно, прочитали в брошюре, что тяготение на этом уровне равняется двум с половиной g, но ведь это только на уровне пола. Там, где вы стоите, оно всего лишь 1,5 — 1,7 g. Значит, в среднем на участке от вас до пола где-то около двух g. Поэтому ваша скорость в момент удара будет больше той, что была бы при обычном тяготении, всего лишь в корень из двух — то есть в один и четыре десятых раза. Вряд ли это гарантирует нужный результат.

Я надеялся с помощью этих физических подробностей выбить ее мысли из роковой колеи. Вообще-то на цифры можно было посмотреть и иначе — падение с такой высоты равносильно падению с вдвое большей высоты при обычном ускорении, — но мне совсем не хотелось внушать ей подобные идеи.

Она, казалось, задумалась над моими словами. Тем временем я прикидывал, не подбежать ли к ней на всякий случай поближе. В этом слое гиперпространства я мог бы двигаться почти со скоростью света, а уж скорость звука вообще ничего не стоило бы превзойти. Если бы удалось сделать хороший рывок, она бы не успела среагировать. Но я не решился. Мне казалось, что лучше отвлекать ее разговорами — глядишь, приступ отчаяния и минует, а потом она и вовсе откажется от своей затеи.

— Скажите, а вы давно в таком настроении? — спросил я, чтобы сменить тему разговора.

— В каком? — после долгой паузы сказала она.

— Видите ли, я никогда не думал о самоубийстве, поэтому мне трудно понять ваше состояние. Бывало, мне самому неудержимо хотелось кого-то убить, но это наверно, совсем другое. Что вас заставило забраться туда, наверх?

— Я больше не хочу жить.

Я не знал, хорошо или плохо то, что последнюю фразу она произнесла громко и отчетливо. И на всякий случай спросил: