И опять я Колю одергиваю – этот Крийко безумен, слишком суетен. И наверняка недолговечен. Он из тех, кто жрет пыль. Мельтешит… Грех говорить, но не сегодня-завтра такого убьют.

Перед уходом Коле Гусарцеву хочется, чтобы мы пили, многократно чокаясь. Это подчеркнет, что теперь, после откровенного разговора, мы стали еще ближе. Я согласен – пью с удовольствием, надо расслабиться. День, и впрямь, выпал трудный… Меня уже разбирает на части ночь. Хозяйка-ночь!.. Отправить Колю спать… А самому на лунную полянку… И цифра за цифрой медленно в темноте набирать жёнкин номер. Дочка ночью спит, не откликнется… Но я сейчас только и хочу голос жены.

Однако Коля еще не ушел.

– Ты объяснил… Ты хорошо мне объяснил, Саша.

– Ну-ну.

– Мы же друзья? – и он глядит мне в глаза.

Но я начеку:

– Мы в деле, Коля. В серьезном деле.

Он опять хочет что-то сказать. Но не решается… Что-то еще у него. Что?.. Так ведь и не сказал.

Спохватившись, Коля хочет какой-нибудь своей подмогой еще и еще загладить жесткий наш разговор. И предлагает:

– Давай, твоих контуженных отвезу… Я сам отвезу.

Он знает эту мою возникшую заботу.

– Отвезу… Свалю обоих в их воинскую часть… Базанов как раз шлет меня в сторону Ведено.

Там, под Ведено, наши в/ч плохо снабжаются. Даже с консервами, с тушенкой проблемы… Генерал Базанов, отвечающий за “контакты с местыми жителями”, посылает Гусарцева – попробовать наладить закупки. Но не у чеченцев… а, скажем, у дагестанцев, проживающих в том районе Чечни.

А что?.. Он, Гусарцев, запросто отвезет пацанов, раз уж ему по пути. Он смеется. Штабистам, мол, все запросто! (Сам я в этом смысле невыездной. На блокпостах не поймут. Складской начальник из Ханкалы не ездит так далеко.)

– Прихвачу их с собой… Я еду в джипе. Один. Без сопровождения.

– Лихой! – похвалил я.

Я вынул карту и провел пальцем, а потом ткнул, показывая, куда ехать. В родную в/ч моих шизов.

– Саша. Спрячь карту… Я знаю эту часть.

В те дни становилось модно мчаться, гонять по дорогам без грохочущего тяжелого сопровождения. Модно и притом оправданно!.. Было даже негласное предписание – офицерам пересесть на козелки-джипы. Слишком часты стали подрывы бронетехники. Слишком гибнут!.. Обстрелять, понятно, и джип могут. Но одиночку засада чаще всего пропускает. Без БТРов одиночке счастья больше.

Лихо!.. Штабисты смекнули первыми и первые пересели на джипы. И знай катают. На больших скоростях! У чичей таких козелков-джипов (отнятых в свое время у федеральной милиции) тоже полным-полно. И в камуфляжах чичи точно таких же! А мчащий по дороге джип (в котором непонятно кто) пылит, не притормаживая!.. Отличи-ка своих.

Гусарцев крепко пожал мне руку:

– Отвезу, Саша… Обещаю.

И добавил:

– Найди, Саша, пацанам камуфляжи старые, какие сейчас в ходу у чичей.

– Найду.

– Чтоб самые потертые. Чтоб вонючие!

Костыев… с ударением на “ы”… это с ним вместе (и с ним в дружбе) мы построили те известные, а сейчас в дым разрушенные дома в двух шагах от Минутки. Где проспект упирается в площадь. Их звали Журавлиные дома… Не знаю, почему. Крыша, как слегка искосившееся птичье крыло… Возможно, людям, идущим со стороны проспекта, вид запоминался… этот запараллеленный скос крыш.

Но кому нужны в то время в Грозном дома! Нам с Костыевым велели строить склады. Два, три склада… Пять… Лепя один к одному.

Мы крепко сдружились. Жилин и Костыев. Два инженера-строителя… Я всерьез и уже нацеленно думал, отработав положенное в Грозном, переехать жить из моего уральского Ковыльска навсегда в его Питер. Перевезти мою жену с ребенком – к его жене с ребенком. А с квартирой Костыев в Питере обещал помочь. Мы так и дружили: строили склады и строили планы. Вечерами Костыев слушал музыку… Идиллия.

А затем мне и Костыеву было велено нами же построенными складами управлять – называлось, заведовать. Мы оба легко согласились. Склады как-никак – пядь мирной жизни. Костыев инженер вольнонаемный. Я – в инженерных войсках… Меня, конечно, приказом… Два зава, русский и чеченец. Как и положено.

Костыев чеченец, но старого питерского розлива. Над фамилией, я думаю, хорошо поработало петербургское произношение. Изначально был Хасыев… Газыев… Не знаю… Тем не менее уже с первых дней смуты именно Костыев следил за Джохаром Дудаевым по-чеченски чутко, настороженно. И как только генерал Дудаев шагнул на очередную ступеньку выше, в какой-то взбаламученный Совет, а затем в некую Комиссию по оружию, Костыев сказал мне: “Саня… Дуда – это война…” – произнес он негромко и тер кончики пальцев. Пальцы о пальцы… Такая у него малозаметная привычка. Интеллигентные чеченцы уже в самом начале Дудаева звали Дудой, что звучало серьезно и значительно. Не дудка, мол, а ДУДА… Труба… Горн!