– Шел бы ты спать, – зевнув в очередной раз, посоветовал Пес. – Бабка иной раз под утро возвращается.

– Подожду, мне не к спеху.

– Да ты не тревожься, очухается Лаура. Ей не впервой.

– Что так?

– А неистовая без меры, себя не бережет. Узды не терпит, даже собственной. Такие быстро сгорают.

– Уж ты-то не сгоришь.

– А чего? На цепи, зато сыт и бестревожен.

– Не лопни от гордости-то.

– Гордость – чувство беспокойное, – возразил Пес. – А я просто доволен, гордости тут нет.

Пес застыл, навострив уши.

– Бабка летит, – сообщил он. – Веселая. Ну, будет!..

Он полез задом в конуру.

Над деревьями мелькнула черная тень и рванулась на Светлана. Невольно он выбросил перед собой руки, но бабка лихо осадила помело у самого крыльца.

– Явился! – закричала она с бесовской радостью. – Ух, сладкий мой! Знала я: не послушаешься. Ну, держись!

Бабка взмахнула руками, что-то выкрикнула пронзительно. Крыльцо вдруг заходило ходуном, оторвалось от земли и вознесло Светлана метра на полтора.

– Цыпа, цыпа, цыпа… – звала старуха, отступая к лесу. Тяжеловесно раскачиваясь, дом двигался за ней. Стоящее на краю поляны дерево склонилось ему навстречу, накрыв ветвями. Тело Светлана оплели тугие ветки – да так плотно, что рукой не шевельнуть, – и потащили с крыльца. Оказавшись на земле, он уперся, напряг мышцы. Ветки затрещали, правая рука вырвалась, метнулась к поясу. Сверкнул нож, несколько веток мягко спланировали на траву, остальные взмыли, как ошпаренные, ввысь.

– Плоско шутишь, бабуся! – отдуваясь, сказал Светлан. – Семейное это у вас, что ли?

Старуха визгливо хохотала:

– Не нравится? Касатик ты мой, прости глупую бабу, не угодила! Уж так старалась, так старалась!..

Хихикая, она проковыляла к дому, проворно вскарабкалась на крыльцо и уселась на краю, свесив корявые ноги.

– Ох, потешил ты меня, богатырь! – сказала она благодушно. – Сила у тебя не здешняя. И дух вроде знакомый.

– Я вот тоже думаю: уж не земляки ли мы с тобой?

– Хо-хо… Может быть, касатик, все может быть. Не помню я: старая.

– Темнишь, бабуся?

– Нравится мне тут – вот и позабылось былое. Приятелей сколь новых, и все в силе. Повеселиться можно, покуражиться, набедокурить – ух!.. А в старых краях что? Каждый крестьянский сын укорот норовит сделать – разве ж то жизнь?

– Акклиматизировалась, стало быть, на новом месте?

– Прижилась, милок, прижилась, – закивала старуха. – Душой прикипела.

– А внучка как же?

– А чего внучка? – встрепенулась бабка.

– Слушается?

– Ох, не слушается! Как силу набирать стала, так все по-своему, все поперек. Носится по лесу как угорелая, зверье гоняет, дела знать не хочет…

– А что за дело, бабушка?

– Дело? Так дело наше известное, колдовское – от людишек к себе грести. Прежде я одна так промышляла, а здесь темные дела обществом вершатся. На все королевство сеть наброшена!

– Так уж и на все? – усомнился Светлан.

– Не веришь? – взвилась старуха. – Вот сунем факел в муравейник – завертятся рабы божьи, забегают… Ой! – старуха захихикала. – Болтлива я сегодня, перебрала малость. А ты хитер, богатырь, ох, хитер!.. Умеешь глупым женщинам языки развязывать. Ну, ладно.

Кряхтя, она поднялась на ноги, постучала скрюченным пальцем по стене. Дом зашевелился, стал неторопливо переминаться на громадных птичьих ногах, плавно раскачиваясь.

– Спится слаще, – пояснила старая ведьма. – А ты иди, соседушка, иди! Что наболтала – твое, уноси. Но главного ты не узнал, да и не узнаешь. А мне на боковую пора: светает. Уж не серчай!

Если так пойдет и дальше, размышлял Светлан, укладываясь после завтрака спать, придется пересмотреть распорядок дня. Похоже, главные события происходят в этом лесу ночью. Вот только не худо бы, по бабкиному примеру, разжиться помелом, не то набью себе шишек. Хотя нет – хватит с меня, налетался. Господи, что ж это за край такой? Неужто это и есть наше прошлое – до той благословенной поры, когда именем Божьим выжгли в народе всякую ересь, уничтожили все богомерзкие учения, вместе с их носителями, наложили запрет даже на память об этом? А потом еще и правители разных мастей постарались, снося головы, слишком высоко торчащие над толпой, – на радость бездарям и холуям. Вот и добились, унифицировали род человеческий. Ну и что теперь нам, серым, делать? А ведь сколько сладкого жара в этих ведьмах, какие лапушки среди них попадаются!.. Кстати, Лаура все же просчиталась в выборе скакуна: на свое счастье, я плохо поддаюсь дрессировке. Надо будет вернуть ей уздечку, подумал он, засыпая. Пусть забавляется…

Спал Светлан менее двух часов, но ему хватило. Умываясь, он вдруг заметил куропатку, присевшую на ветку в неосторожной близости от шалаша. Он уже крался, затаив дыхание, к луку, когда в воздухе прошелестела стрела, и куропатка упала на траву – с чисто срезанной головой… вернее сказать, без нее.

– Недурно, – сказал Светлан. – Кстати, мог бы и показаться.

Из-за деревьев вышел, застенчиво улыбаясь, стройный юноша с огромным луком в руках.

– Я не помешал вам? – спросил юноша негромким приятным голосом. – Мне показалось, что вы хотите стрелять, – но через секунду куропатка бы улетела.