Шрифт:
– Так все поступают с врагами. Они напали, я победил. Кто ж оставляет в живых мужчин? Это закон!
– Вот и пожинай, – повторил Светлан. – Иным тебя, видно, не пронять. А страданиями, говорят, душа совершенствуется.
Тёмная душа, и законы у неё дремучие. Но пока она следует даже таким нормам, её нельзя отнести к Пропащим.
– Такие традиции, – бормотал де Биф. – Не я выдумал. Предки – не дураки.
– Ну, и стало тебе лучше, когда последовал завету?
– Н-нет. Хуже.
– Так думай же своей головой! Детство-то – давно в прошлом.
Помолчав, граф произнёс:
– Я ведь барона почему задвинул…
– Господи, которого?
– Де Сэмпре. Она на него положила глаз.
Вот неожиданный поворот! Ах, Сэмпре, Сэмпре…
– А казнить? – с любопытством спросил Светлан.
– Барона? – Де Биф покачал тяжёлой головой. – Нельзя, нет. Если бы не Адель!..
Ну ни фига себе! – поразился Светлан. Выходит, он и соперника не решился тронуть, боясь огорчить жёнушку. Да как в этой клоаке смогло расцвести такое?
– Теперь каждый день – ночь, – продолжал граф уныло. – Ничто не спасает: ни пиры, ни охота. Ни книги. А уж ночью-то…
Обречённо вздохнув, он взял верхний пирожок из немалой горки, явно нацелясь разрушить её до основания. Хоть и не спасает, а всё ж – утешение.
– Ладно, не ной, – сказал богатырь. – По-твоему, можно бултыхаться в дерьме и радоваться жизни? Первое правило людоеда: не трогать сирот!
– Почему? – удивился де Биф.
– Мясо горклое, – отрезал Светлан. – От сиротской жизни, понял?
Не хватало и этого пожалеть, сердито подумал он. Так и маньяков можно записать в жертвы. Ну больные же люди!
– За жизнь столько не передумал, как за последний год, – пожаловался Роже. – Хочу понять её. Не выходит. Всё думаю, думаю…
– Действительно, для тебя это трудно. Не скажу, что вредно. Да и перепоручить некому – при твоей-то должности.
Насупившись, граф помолчал ещё, затем спросил:
– Про оборотня ты всерьёз говорил?
– Вполне, – кивнул богатырь. – Другое дело, что причины тут бывают самые разные. А лечить болезнь, не зная истоков…
– Но сейчас что мыслишь?
– Должно быть, у неё хорошая память, – предположил Светлан. – Наверно, даже абсолютная, да?
– И что?
– А то, что лучше б Адель была склеротиком. Для слабых душ совершенная память – проклятье. Неспадающая боль, нетускнеющая обида… Одержимые мщением как раз из этой породы. Хотя ещё есть такая аберрация психики, как избирательная память. И, увы, почти всегда запоминают худое – притом искренне, с полной убеждённостью. Может, и она из таких?
– По-твоему, Адель безумна?
Биф опять задумался, верно, прикидывая, насколько эта новость усугубляет беду.
– Да не переживай так, – сказал Светлан. – Практически все люди психи… кто больше, кто меньше… и каждый по-своему. Иногда это даже исправимо – если повезёт на спеца.
– Вот, – пробурчал Роже. – Если повезёт. А мне – никогда.
– Ну не надо, не надо!.. Ведь свою любовь ты всё же встретил?
– Это – везение?
– Ещё какое, не сомневайся. Ты страдаешь – значит, живёшь. А иначе разгуливал бы мертвецом до самой смерти.
– Не знаю, что хуже.
– Ну, сделаться трупом ты можешь в любой миг!.. Однако ж не хочешь, верно?
– Д-да. А ты…
И Биф опять умолк, погрузившись в себя. Господи, да что он такой заторможенный? Хотя лучше так, чем быть отморозком. Вот они вовсе без тормозов.
– Ломаешь голову, тот ли я, кто тебе нужен? – спросил Светлан. – Действительно, непростая задачка.
– А сам чего думаешь?
Он пожал плечами:
– Может, я не лучший лекарь, но других у тебя нет. И во всяком случае, я хочу помочь.
– Впрямь?
– Попробуй поверить мне, – сказал богатырь. – Я понимаю: до сих пор никто не оправдывал, – но сделай ещё попытку. А вдруг больше не будет шанса? У нас ведь узкий круг, и попасть в него куда трудней, чем вылететь.
– Хорошо, – выдавил Роже. – Доверюсь тебе.
– Будто бы из последних сил, да? – ухмыльнулся Светлан. – Ты ещё не знаешь, как тебе подфартило сейчас – уже второй раз, заметь!
Судя по кислой физиономии графа, он в самом деле об этом понятия не имел. Но слово сказано, а здешняя публика такая негибкая…