Все же поначалу она показалась Эрику не более чем туманом, сгустившимся до полной черноты. И точно так же тьма раздвигалась перед сияющим телом богини, с особым старанием избегая белоснежных крыльев, – хотя отстранялась совсем недалеко. Теперь Эрику приходилось следовать за подругой вплотную, погрузив лицо в ее свет, точно в спасительный пузырь, а грешным ногам доверив нащупывать невидимые нити. Иногда он оступался и выпадал из живительного сияния – и тогда вперед его вел голос богини, негромкий и чистый, точно журчание ручья. Для такой обманчивой среды это был не самый надежный ориентир, к тому же, ему сразу начинало вторить вкрадчивое эхо, выводя уже совсем иную мелодию.

Чуть погодя Эрик догадался обнажить свои клинки и обнаружил в них пару преданных факелов, устремленных жарким пламенем в сторону божественного света. По крайней мере, Эрику больше не грозила слепота, да и сбить его с пути стало сложней. Насколько Эрик мог судить, они уже погружались в горловину чудовищного кратера, сплошь затянутую многоярусной паутиной. С каждой секундой ячейки ее становились теснее, а тьма пропитывалась подземельной стужей, точно внизу распахивалась изначальная Могила, обиталище Смерти.

Скоро богине пришлось сложить крылья, зябко закутавшись в них, словно в пуховый плащ, и продираться сквозь паутину подобно простой смертной, обжигая ладони о ледяные нити. И теперь Эрику нечем было ей помочь. По-прежнему он иногда терял богиню из виду, и все громче звучало в такие моменты странное эхо, иногда заглушая породивший его голос.

Понемногу в зрении Эрика обнаруживались свежие резервы, а может, сама тьма обретала тут новые свойства. Во всяком случае, Эрик уже мог разложить ее на оттенки и скоро стал различать черные нити, затянувшие обозримое пространство, и снующие по ним сгустки мрака, подбиравшиеся все ближе. И когда непривычная к тесноте Птица все ж увязла роскошным оперением в липких сетях, Эрик поспешил искромсать вокруг паутину, пока не подоспели страшные хозяева.

Затем ячейки громадной ловушки, сторожившей даже этот фантастически окольный подступ к чудовищному Спруту, стали раздвигаться. Потом и вовсе распались на отдельные канаты, протянувшиеся к неведомым далям. И здесь крылатая богиня вернула себе утраченное было превосходство, легко перепархивая с нити на нить, и невесомым пятнышком света устремилась к сердцу Тьмы. Призвав на помощь пресловутую ловкость, Эрик заспешил следом, вынужденно петляя, ибо самым отчаянным его прыжкам было далеко до птичьих перелетов. И первое время ухитрялся не отставать от богини уж слишком.

Однако нити расходились все больше – соответственно возрастали его зигзаги. А увлекаемая крыльями богиня уже не желала или не могла ждать бывшего напарника, несмотря на его осторожные окрики. Изнемогая, Эрик безнадежно гнался за ускользающей мечтой, за последним проблеском света в стылой мгле. Но белое пятнышко неумолимо отдалялось, меркло, все чаще заслоняемое наплывами мрака, и Эрик уже бессилен был его защитить. Скоро звездочка растаяла окончательно, и лишь верные Клыки еще указывали вслед улетевшей Птице.

И тогда затерявшийся в черноте Эрик вновь услышал Голос, глухим рокотом наполнивший пространство:

– Не слишком ли далеко ты забрался, Тигренок? Все же здесь мои владения.

– А разве ты не покушался на чужие? – тотчас возразил Эрик. – Пора разобраться с твоим устройством!.. Кстати, ты уже разыскал Ли?

– Зачем?

– А у кого еще мог ты набраться паучьих замашек?

– Глупая тварь – пыталась оплести меня своими сетями, – презрительно ответил Голос. – Я выпил до дна жалкое ее колдовство, а оболочку насадил на щупальце. На что мне теперь пустышка? Пусть Ун забирает ее, если сможет.

– А изнутри ты откровенней! – со смешком заметил Эрик. – Выходит, не зря я так долго пробирался сюда?

Вокруг загрохотал гулкий хохот – так, что завибрировали толстые нити.

– Не обожгись на моей правде, – надменно предостерег Голос. – Маленький, доверчивый мотылек… Ну, лети! Ты сам этого хотел.

И повелитель здешней Тьмы умолк так же внезапно, как заговорил. Теперь Эрика оставили все, даже враги. Крохотной пылинкой прилепился он на паучьей нити, посреди чужеродного мрака и угнетающей тишины. «Что ж, моя Птица упорхнула, – признал Эрик, смиряясь. – Так попробуем обойтись без крыльев. Не вышло на вдохновении, будем брать упорством – дело привычное».

Уже без прежнего смятения Эрик заскакал по невидимому следу, осязая его не только пылающими клинками, но и кожей. Осваивающийся во тьме взгляд пронизывал ее все глубже, однако не обнаруживал вокруг ничего, кроме той же мертвой пустоты, прошитой редкими, пружинящими под ногами тросами. Промежутки между ними по-прежнему возрастали, и теперь Эрику приходилось, иногда подолгу, уклоняться от заветного следа – пока на пути не подворачивалась нить, направленная удачней. И в одном из зигзагов Эрик дотянул-таки до стены.