Сикибу Мурасаки
Шрифт:
– Как здесь дико! Но не бойтесь, со мной вам не страшны ни демоны, ни злые духи, - говорит Гэндзи.
Женщина явно обижена, что он до сих пор прячет свое лицо. «В самом деле, стоит ли скрываться?»
Случайно твой взор Упал на цветок придорожный, И в миг лепестки, Вечерней росой увлажненные, Перед тобою раскрылись.– Ну как блеск росы?
– спрашивает он. А она, взглянув искоса, еле слышно отвечает:
– Чудесно!
– восхищается Гэндзи.
Впрочем, про себя-то она подумала, что никогда еще не видала столь прекрасного лица. Потому ли, что место было такое унылое, или по какой другой причине, но только сегодня в облике Гэндзи проглядывало что-то почти нечеловеческое, повергающее окружающих в благоговейный трепет.
– А ведь я решил было не открываться вам в отместку за вашу собственную скрытность. Назовите же хоть теперь свое имя! Ваше молчание пугает меня… - просит Гэндзи, и женщина роняет в ответ:
– Увы, я «дитя рыбака»… (30).
Но Гэндзи мила даже ее застенчивость:
– Что ж, видно, не зря говорят: «Я сама…» (31)
Он то осыпает ее упреками, то ласкает, а день между тем склоняется к вечеру. Разыскав их, приходит Корэмицу и приносит угощение. Однако же, стесняясь Укон - что скажет она теперь?
– в покои войти не решается.
Его забавляет, что Гэндзи настолько потерял голову. «Наверное, она действительно недурна. А ведь я и сам имел возможность к ней приблизиться, но уступил ему. Вот подлинное великодушие!» - думает Корэмицу не без некоторой досады.
Гэндзи любуется поразительно тихим вечерним небом. Видя, что женщину пугает темнота внутренних покоев, он поднимает наружные шторы и устраивается у выхода на галерею, там, куда падают лучи заходящего солнца. Женщина не может отделаться от ощущения невероятности происходящего, но, глядя на Гэндзи, забывает все свои горести и перестает робеть, отчего становится еще прелестнее.
Весь день она льнет к Гэндзи, по временам вздрагивая от страха, и ее детская пугливость умиляет его. Пораньше опустив решетку, он велит зажечь светильники.
– Обидно, что даже теперь, когда нечего нам таить друг от друга, вы все-таки не хотите открыть мне свою душу, - пеняет он ей.
«Во Дворце, наверное, уже замечено мое отсутствие. Интересно, где меня разыскивают?
– думает он.
– Право, сколь непостижимы движения даже собственного сердца. В каком же отчаянии должна быть теперь госпожа с Шестой линии! Конечно, ее упреки справедливы, но как тяжко их слушать!
– Взглянув с умилением на доверчиво обращенное к нему лицо, Гэндзи не может удержаться от сравнения: - Увы, если б и та была помягче…»
Ночь близилась к концу, когда Гэндзи наконец задремал. Внезапно у изголовья возникла изящная женская фигура.
– Забыв о той, что отдала вам свое сердце, вы привезли сюда эту жалкую особу и дарите ее милостями своей любви. О, не снести мне такой обиды!
– услышал он и увидел, что эта странная женщина склонилась над его возлюбленной и пытается ее разбудить.
Испугавшись, что они оказались во власти злого духа, Гэндзи проснулся - огонь в светильнике давно погас.
Охваченный страхом, Гэндзи обнажил меч и, положив его у изголовья, кликнул Укон. Та подошла, тоже дрожа от страха.
– Разбудите сторожей на галерее и велите им принести факелы, - распорядился Гэндзи.
– Как же я пойду? Там темно, - испугалась У кон.
– Что за детские страхи?
– рассердился Гэндзи и, через силу улыбнувшись, хлопнул в ладоши. Ему ответило лишь эхо, от которого стало совсем жутко. Похоже, что никто не слышал его призыва, во всяком случае никто не пришел. Женщину била дрожь, и состояние ее не могло не внушать опасений. Холодный пот струился по ее лицу, казалось, она вот-вот лишится чувств.
– Госпожа слишком робка и пуглива, - сказала Укон.
– Как же она должна теперь страдать!
«Она так хрупка, - подумал Гэндзи, - даже днем все поглядывала на небо… Бедняжка…»
– Пойду сам разбужу людей. Невыносимо слушать это жуткое эхо. Побудьте здесь, рядом с ней.
– И, усадив Укон возле ложа, Гэндзи направился к западной боковой двери, которую открыв увидал, что света не было и снаружи. По галерее гулял ветер, а немногочисленная стража спала. Да и было-то там всего трое: сын сторожа, бывший одним из доверенных слуг Гэндзи, мальчик-придворный и тот самый телохранитель, о котором уже говорилось. Гэндзи позвал, и один из них, поднявшись, подошел к нему.