Шрифт:
Утром меня будит чудовищный грохот. Что-то кричат на незнакомом языке мужские голоса. Открываю глаза.
Надо мной стоят солдаты с ружьями наперевес.
92
Пекин взят.
Мы получили приказ прочесать местность в поисках шпионов и раненых китайских солдат. Всех их следует казнить.
Утром солдаты обнаруживают подозрительного незнакомца. Связав ему руки за спиной, они приводят его в центр деревни. Он одет как студент, но костюм явно велик ему. Задержанный не поднимает головы и хранит вызывающее молчание.
Солдаты заряжают винтовки.
Лейтенант Хаяси, который вместе со мной командует операцией, жестом приказывает им подождать.
– Вы всегда хвастались фамильной саблей шестнадцатого века. Мою выковали веком позже и дали ей имя, назвав «косарем голов». Сейчас я покажу вам ее в деле.
Солдаты возбужденно цокают языками и переговариваются, предвкушая бесплатное развлечение.
Хаяси становится в самурайскую позу – ноги раздвинуты, колени согнуты (он выучил ее по старинным эстампам) – и заносит саблю над головой.
Пленный медленно поднимает глаза.
Я едва не теряю сознание.
– Подождите!
Кидаюсь к молодому человеку, стираю с его лица следы грязи и копоти – и вижу родинки, похожие на слезинки.
– Не трогайте меня! – кричит она.
– Женщина! – восклицает Хаяси, убирая саблю в ножны.
Он отталкивает меня, опрокидывает задержанного на землю и сует руку ему в брюки.
У меня останавливается сердце. Это она! Что она делает здесь, в этой деревне? Когда покинула Маньчжурию?
– Женщина! – подтверждает возбужденный Хаяси.
Девушка отбивается, издает пронзительные вопли. Он отвешивает ей две пощечины, срывает туфли и брюки. Потом расстегивает пояс. Их окружают сгорающие от нетерпения солдаты.
– Прочь! Отойдите. В очередь! – приказывает он.
– Скоты!
Я бросаюсь на лейтенанта. Он поворачивает ко мне разъяренное лицо. Увидев нацеленный ему в лоб пистолет, Хаяси весело смеется:
– Ладно, вы будете первым. В конце концов, это ваша «находка».
Я не отвечаю. Он понимающе ухмыляется и шепчет мне на ухо:
– Это у вас впервые, не так ли? Если стесняетесь на людях, идите в тот храм, я покараулю.
Хаяси увлекает меня в храм на противоположной стороне улицы. Двое солдат приносят девушку, бросают ее на пол и выходят, мерзко хихикая.
Она дрожит всем телом. Я снимаю китель и прикрываю ее обнаженные ноги.
– Не бойтесь, – говорю я ей по-китайски.
Звук моего голоса приводит ее в смятение. Она смотрит на меня во все глаза. Безмерное страдание искажает ее лицо. Внезапно она плюет в меня и начинает кататься по земле с криком:
– Убей меня! Убей меня!
Хаяси стучит в дверь, я слышу его смешок:
– Лейтенант, поторопитесь! У моих солдат кончается терпение!
Я обнимаю мою китаянку. Она кусает меня в плечо. Мне очень больно, но я прижимаюсь щекой к ее щеке. Я плачу и шепчу ей:
– Прости меня, прости меня…
В ответ она истошно выкрикивает:
– Убей меня, прошу тебя! Убей! Не оставляй меня жить!
Из-за двери слышен голос Хаяси:
– Лейтенант, почему так долго? Не будьте эгоистом!
Я выхватываю пистолет и прижимаю дуло к виску китаянки. Она поднимает ко мне лицо. Страх исчез из ее глаз. Теперь она смотрит с привычным безразличием – как на площади Тысячи Ветров.
Я вздрагиваю и чуть сильнее нажимаю пистолетом.
– Вы меня узнаете?
Она закрывает глаза.
– Я знаю, что вы меня ненавидите, и я знаю, что вы никогда меня не простите. Но теперь ваше презрение не имеет значения. Я убью вас, а потом покончу с собой. Ради вас я отрекаюсь от этой войны, предаю родину. Ради вас стану недостойным сыном, навеки замарав честь семьи. Мое имя никогда не помянут в храме, посвященном павшим героям. Оно будет проклято.
Я осыпаю девушку поцелуями. По ее щекам текут слезы. Она больше не сопротивляется. От ударов прикладами в дверь дрожит пол.
– Лейтенант, вы закончили? Считаю до трех и вхожу! Раз…
У меня нет времени узнать, почему она покинула Маньчжурию, зачем обрезала свои дивные волосы. Я мог бы задать ей тысячу вопросов, но не стану этого делать. Я так и не сумел произнести слов любви.
– Два…
Я шепчу ей на ухо:
– Не тревожьтесь. Я последую за вами. Я защищу вас там, в темноте.