Шрифт:
Да, девочке Наталья не завидовала. Парень вел себя по-хозяйски бесцеремонно и грубо по отношению к ней. Это производило удручающее впечатление. Ей стало по–настоящему страшно за себя и за этого, по сути, еще ребенка, затравленного, растерянного и явно хлебнувшего лиха, оказавшегося во власти чудовища, которое, по всему видать, выпускать ее из своих лап не собиралось. И зачем она ему нужна, тоже было понятно –– шикарная фигурка, красивое личико и цыплячьи силенки, по сравнению с этим упырем. Наверняка, уже надругался, ишь, как сграбастал, точно Кощей свое злато… Ох, и сволочь!
Наталья прикидывала, как бы помочь девушке, но не подставить себя, и выходило: никак, а это расстраивало.
–– Приступай, –– милостиво кивнул Лоан.
–– Мне бы поговорить с ней…
–– Говори.
–– Она понимает по-русски?
Девушка встрепенулась, посмотрела на женщину с надеждой и радостью:
–– Вы русская? Вы откуда? Как вас зовут? Меня Алена. Я из...
–– Не важно! –– обрезал Рэй. –– Воспоминаниями поделитесь потом. Может быть.
–– Да, конечно, –– поспешно согласилась Наталья и, улыбаясь, как можно ласковее, обратилась к девушке. –– Я, Наташа, врач. Этот господин сказал, что тебя тошнит?
––Ага, от него! Очень! –– девушка дернулась, стряхивая руки кэн. Тот нехотя отпустил, прилег рядом на постель, опираясь на локоть, и стал зорко следить за происходящим, с холодным прищуром поглядывая на женщин.
–– Я серьезно, –– уточнила врач.
–– Я тоже. Только его вижу, сразу бунт в организме. Аллергия у меня на флэтонских… парнишек, –– ‘психопатов’ –– хотела сказать, да Рэй под боком щурился, предостерегающе.
–– Что-нибудь еще беспокоит? Болит?
–– Болит –– душа, беспокоит…он и свое будущее, впрочем, как и вас, свое.
–– Хватит, говори по делу, –– осадил болтовню жены кэн.
Девочка оказалась не такой уж затравленной, как показалось сначала. На ее месте, Наталья была бы более воздержанной и вела себя тише, чтоб не усугублять положение, но разве такой юной и неопытной докажешь, что она зря провоцирует своего сожителя? Они в этом возрасте все вундеркинды: непризнанные гении, реформаторы, мудрецы и философы, знающие больше, чем другие.
Женщина вздохнула:
–– Давай серьезно: что-то болит?
Алена думала секунду и отрицательно мотнула головой. У нее болела грудь, скула и щека…спасибо кэн. В общем, куда ни кинься, диагноз один: Рэйсли Лоан. Доктор тут помочь не сможет.
–– Тогда давай разберемся с интоксикацией. Как часто тебя тошнит? Как давно? Было ли подобное раньше?
–– Раньше не было. Дома, а здесь…очень давно. Сначала немного подташнивало, потом все сильней.
–– Последняя менструация?
Алена побледнела, только сейчас сообразив, что за то время, что она здесь, их ни разу не было, и тут же успокоила себя: стресс, бывает.
–– В сентябре. 24.
Наталья нахмурилась. А диагноз-то наклевывается нешуточный. Бедная девочка, похоже, и сама не понимает, что с ней.
–– Половая жизнь?
Девушка дернулась и зло брякнула:
–– На постоянной основе!
–– Я, в смысле: с какого возраста?–– немного растерялась врач. Положение девочки и так было понятно, но осознавать, что этот ребенок –– предмет постоянных насильственных притязаний, и она ничем не может помочь, было невыносимо для материнского сердца.
–– С 20, ––резким тоном сказал Рэй, категорически не понимая смысл вопроса и считая его неуместным. У Алены дрогнули губы, и она выразительно посмотрела на женщину, сжавшись в комок.
–– Сколько же тебе лет?
–– 20. В середине сентября исполнилось. 21.
‘Боже мой!’ –– ужаснулась Наталья, сообразив, и покачала головой: ’Какой скот! Всяких видала, но от такого бог миловал. Господи, бедный ребенок!’
–– Мне бы осмотреть тебя. Ты ляг, кофточку сними, пояс у брюк расстегни.
Девушка послушно кивнула, а кэн освободил ей место.
‘Ну, и какой здесь еще может быть диагноз?’ –– мысленно всплеснула руками женщина, разглядывая грудь и живот девушки, и поморщилась: ’ Неужели сама не понимает? 20 лет. Они вон с 12 сейчас все знают, а здесь…надо же. А если она специально? От этого скрывает? Ладно, тут я тебе помогу, парень-то совсем в этом вопросе профан, не каждый день, видать, от него беременеют. Хотя… может, не от него, вот девочка и молчит. Может и к лучшему, еще неизвестно, что этот изверг утворит, если узнает. Мужики все подлецы, а этот, видать, подлец в квадрате’.