На севере страны американский генерал Гэвин, воздушно-десантная дивизия которого 2 мая оккупировала Мекленбург, позволил остаткам армии с Вислы пересечь англо-американскую демаркационную линию. Однако тысячи беженцев все-таки опоздали, оказались задержанными и попали в руки преследовавших их по пятам русских.

На Центральном фронте 12-я армия под командованием генерала Венка в конце апреля получила приказ начать наступление в восточном направлении, конечной целью которого было освобождение Берлина. Атакующие подошли к Потсдаму, тем самым открыв дорогу на Запад защитникам Потсдама и 9-й армии. С ними шли тысячи беженцев. Войска 9-й и 12-й армий, а также военнослужащие Потсдамского гарнизона благополучно перешли американский фронт на Эльбе. Однако гражданским лицам в этом было отказано. Люди Венка делали все от них зависящее, чтобы провести с собой мирное население, но все же очень много гражданских лиц благодаря антигуманным действиям американцев попали к русским.

Солдатам группы армий Шёрнера повезло меньше других. Многие из них подошли к американским позициям, но не получили разрешения их пересечь. Под угрозой оружия их заставили вернуться к русским. Получилось так, что эти люды, храбро сражавшиеся и выполнявшие свой воинский долг на Восточном фронте, теперь были обречены провести долгие годы в плену или же погибнуть от холода и голода.

1 мая я сдался под напором аргументов, выдвинутых против немедленного вывода армий Шёрнера. Это было ошибкой. Развал фронта, которого опасались генералы, последовал бы, если бы войскам было позволено отступать добровольно, стал неизбежным немного позже, когда они все равно были вынуждены отступить. С другой стороны, вопрос, было бы им позволено пересечь американский фронт, если бы они успели к нему подойти, оставался открытым. Вполне возможно, их тоже вернули бы обратно силой оружия.

В Балтийском регионе эвакуация войск и беженцев теперь целиком легла на морской флот. Дороги по суше уже были перерезаны русскими. За период с 23 января до 8 мая 1945 года морем было эвакуировано 2 022 602 человека из Курляндии, Восточной и Западной Пруссии, Померании и Мекленбурга. Эвакуация велась под постоянными воздушными атаками англичан, американцев и русских, а также легких военных кораблей русских, причем по заминированным водам. Потери при гибели транспортов потрясали воображение. 4 тысячи человек погибли с «Вильгельмом Густ-лоффом», 7 тысяч – с «Гойей», 3 тысячи – с плавучим госпиталем «Штейбен». Но какими бы тяжелыми ни были потери, они составляли лишь 1% от общего числа перевезенных морем людей. 99% благополучно прибыли в порты западного побережья Балтийского моря. А процент потерь на суше все равно был многократно выше.

Из-за нехватки тоннажа и отсутствия портовых мощностей в Либау из Курляндии удалось эвакуировать только часть армии.

Ровно в 12 часов в ночь с 8 на 9 мая на всех фронтах прекратились военные действия. В последнем обращении вооруженных сил Германии 9 мая было сказано:

«С полуночи на всех фронтах вступил в силу приказ о прекращении огня. Возглавляемые адмиралом Дёницем вооруженные силы отказались от безнадежной борьбы. Героическая битва, продолжавшаяся почти шесть лет, завершилось. Она принесла нам славные победы и тяжелые поражения. В итоге вооруженные силы Германии сдались под натиском превосходящих сил противника.

Верный клятве, немецкий солдат верой и правдой служил своей стране, и это никогда не будет забыто. Гражданское население также было вынуждено принести большие жертвы, до самого последнего дня мирные люди самоотверженно помогали вооруженным силам. Вердикт достижениям наших солдат на фронтах, а мирных людей дома история вынесет позже. Противник также не может не отдать должное подвигам наших военных на суше, на море и в воздухе. Теперь каждый солдат, матрос и летчик может сложить оружие, испытывая гордость за то, что сделал все возможное для спасения нашей нации.

В этот момент мысли наших солдат обратятся к своим товарищам, погибшим в борьбе с врагом. Наши павшие налагают на нас священный долг проявить послушание, соблюдать дисциплину и преданность многострадальному отечеству, истекающему кровью из многочисленных ран».

Тогда я думал, что эти слова уместны и справедливы. И сегодня я не изменил своего мнения.

7 мая Фридебург и Йодль вернулись в Мюрвик из штаба Эйзенхауэра. Фридебург привез с собой номер американской военной газеты, в которой были фотографии, сделанные в немецком концлагере в Бухенвальде. И хотя мы могли сделать скидку на то, что разрушение коммуникаций и повсеместное нарушение снабжения в последние недели войны могло несколько ухудшить положение в подобных лагерях, нельзя было не признать: ничего и никогда не могло послужить оправданием того, что мы увидели на этих фотографиях. Фридебург и я были потрясены. Мы и вообразить не могли ничего подобного. В том, что подобные зверства действительно совершались, причем не только в этом лагере, но и в других, мы вскоре смогли убедиться собственными глазами, когда во Фленсбург прибыло судно с освобожденными из одного из лагерей пленными. Их состояние было воистину ужасным. Немецкие моряки Фленсбурга делали все, что могли, чтобы обеспечить этих несчастных заботой и медицинской помощью. Как, снова и снова спрашивали мы себя, подобное могло происходить в самом сердце Германии, а мы ничего не знали.

8 годы, предшествующие 1939-му, когда шло восстановление военно-морского флота Германии, я большую часть времени проводил в море, сначала на крейсере «Эмден», затем на подводных лодках. С начала войны я почти безвыездно находился в своем штабе – в Зенгвардене, а потом в Париже и Лориане. Там нам почти не приходилось сталкиваться с гражданским населением. Руководство подводной кампанией и решение вопросов технического усовершенствования подводного флота отнимали все мое время. Я ни минуты не сомневался, что разоблачительные радиопередачи противника, так же как и наши собственные, делаются исключительно в пропагандистских целях, поэтому не слишком к ним прислушивался.

Став в 1943 году главнокомандующим ВМС, я все время проводил в Коралле – в моем, быть может, несколько изолированном от внешнего мира штабе между Бернау и Эбер-свальде, немного севернее Берлина. При посещении ставки Гитлера я принимал участие только в совещаниях, иногда консультировал Гитлера по тем или иным проблемам, связанным с флотом. Признаюсь честно, всего перечисленного мне вполне хватало и я никогда не забивал свою голову посторонними проблемами.

То, что я узнал после капитуляции в 1945-м и 1946 годах о бесчеловечности нацизма, произвело на меня неизгладимое впечатление.