Купив на базаре муки, Григорий договорился с бородатым угрюмым мужиком о продаже коня. Бородач долго щупал мерина со всех сторон, тыкал его кулаком в бока.

— Чего там щупать? Хорош конь! — потеряв терпение, проговорил Григорий. — Бери, не пожалеешь.

— Возьмет тот, кто нуждается в нем. Пошли…

— Так это что? Не сам, что ли, покупаешь?

— Пошли, пошли, — басом прогудел мужик.

Григорий подумал и тронулся следом.

Скоро бородач подошел к дому, стоявшему на окраине, обернулся, взял коня под уздцы и завел во двор. Потом ввел Григория в дом, втолкнул в комнату с единственным оконцем, плотно закрытым занавеской, но сам не вошел. Подозревая неладное, Григорий с тревогой подумал: «Что за берлога! Зарежет еще…»

Но в это время дверь распахнулась без скрипа, и Григорий почувствовал, что все вещи в комнате странно закачались, поплыли. В голове раздался тонкий гуд, словно кто ущипнул там туго натянутую струну… Странно вытянув губы, его внимательно, с головы до ног, осматривал Терентий Зеркалов.

Григорий не решался взглянуть Зеркалову прямо в глаза и смотрел на лоснящиеся плечи, по прежнему густо усыпанные перхотью.

— Вот и свиделись. Сколько лет, сколько зим… Здравствуй, что ли, — простуженным голосом сказал Зеркалов.

— Доброго э-э… здоровьица, — неуверенно промямлил Григорий. — Коня вот… где же он, который сторговал? Для тебя, должно… э-э…

Зеркалов, чуть прихрамывая, устало прошелся по комнате, сел в углу, подальше от окна, в кресло с тяжелыми отполированными подлокотниками. Григорий, поворачивая ему вслед голову, думал: «Прижали где-то, должно, лапу… Да сумел уволочь ее, дьявол…»

— Ну, рассказывай, — проговорил Терентий, вытянув ногу вперед, и тряхнул головой с уже жиденькими, но по-прежнему длинными волосами, висевшими на затылке сосульками.

— Чего рассказывать? Конь добрый, семилетний мерин, что под седло, что для хозяйства…

— Не прикидывайся дурее себя! Я про дела локтинские спрашиваю…

Григорий вздрогнул от окрика. Пальцы его опущенных рук несколько раз сжались и разжались. Заметив, что Зеркалов пристально смотрит на его руки, Григорий спрятал их в карманы полушубка.

— Дела — что? Колхоз вон организовали. Под названием — «Красный сибиряк»…

— Ну? Вступил? — отрывисто спросил Зеркалов, будто пролаял.

— Зачем? При коммуне жили — ничего… Не пропадем, может, и при колхозе…

Терентий погладил вытянутую больную ногу, поморщился не то от боли, не то еще от чего.

— Не пропаде-ем?! Думай, что говоришь. Колхоз не коммуна, болван…

Не зная, как вести себя, Григорий поспешно и молча закивал.

Зеркалов с минуту сидел задумавшись, разглядывая что-то на полу. Но вдруг в упор посмотрел на Бородина, жестко спросил:

— Задание почему не выполнил?

— Ка… какое з-зад… — от неожиданности Григорий побледнел, выдернул руки из карманов, взмахнул ими, несколько раз глотнул воздух.

— То самое! Мое… — угрюмо бросил Зеркалов.

— Н-не знаю, не слышал.

— Лопатин тебе передавал — насчет Андрея, — не спуская глаз с Бородина, быстро произнес Зеркалов.

Но Григорий уж несколько оправился от неожиданности.

— Говорю, ничего не знаю. Никто не передавал мне. Лопатина в глаза не видел.

— Врешь! Врешь, сволочь!.. — заорал Терентий, схватился за подлокотники, приподнялся. Впервые за весь разговор он потерял самообладание. — Лопатин сам докладывал мне, что передавал…

Григорий по-прежнему стоял посреди комнаты, но теперь он посматривал на Зеркалова с едва заметной усмешкой.

— Чего докладывал, когда? Позови его, пусть он при мне скажет это…

Зеркалов опустился обратно в кресло, отвернулся к занавешенному окну, снова долго гладил больную ногу.

Потом произнес сердито и ворчливо:

— Черт, сам бы ты догадался…

— Не особенно-то скараулишь Андрюху. Ночами не ходит, взаперти сидит дома… И днем нигде не появляется в одиночку. Что я, при народе его должен? Своя шкура дорога…

Терентий слушал, кивал головой. Григорий кашлянул осторожно в кулак.

— Так уж позвольте мне… уйти. И за коня… Где же тот бирюк, что купить хотел мерина-то?.. Пора ведь мне, — обернулся Бородин к двери.

Он не замечал уже, что обращается к Терентию на «вы», говорит «позвольте». Но тот все заметил и рявкнул, поднимая голову:

— Стой! Не торопись, дело еще будет к тебе. Ночуешь тут. А за коня — спасибо.

Григорий поднял на Зеркалова маленькие недоумевающие глаза:

— А?! Как ты говоришь? — И вытянул шею, будто это помогло бы лучше расслышать ответ.