– Иден? – Моника подняла брови. Иден наклонилась вперед.

– Вы упомянули мою мать. Я подумала сделать что-нибудь о ее жизни. – Это звучало так, как если бы эта идея жила в ее мозгу уже месяцы, а не пришла в считанные секунды. Она физически ощутила, как Нина, стоя у стены, выпрямилась, подавшись вперед. «Что за дьявольщина?»– должна подумать Нина.

– Я могла бы сделать ее более понятной, – сказала Иден. – Она сжала чашку ладонями. – Более симпатичной.

– Вы хотите сказать, что будете делать картину о вашей матери?

– Да. Я хотела бы сама написать сценарий, а также и сыграть ее роль. – Слова текли, и она не имела понятия об их источнике. Она чувствовала влажность рук, покалывание в затылке.

Моника усмехнулась: «Какая необычайная идея!». Она продолжала задавать вопросы с новым энтузиазмом, а Иден отвечала, но в ее мозгу теперь пылали образы: пещера, сочная зеленая долина Шенандоа, дощатый дом ее детства в Линч Холлоу. Теперь в этом доме живут ее тетя и дядя. Лу и Кайл. Увидят ли они это интервью? Что, на самом деле, они подумают? Она представила, как они уставятся друг на друга, и в глазах их, конечно же, будет недоверие.

Фильм снимать предстоит летом, когда тяжелая, стесняющая дыхание зелень будет заполнять экран. Но она ПОЧТИ ничего не знала о своей матери. Понадобится собрать много материала, и ей придется проводить время в Линч Холлоу. Сможет ли она сделать это? Удары сердца возбужденно отдавались в ушах. Потому что Линч Холлоу была реальностью: так же, как и пещера, так же, как и река. Она не сможет там придумывать образ. Она не сможет там заниматься внушением.

Иден припарковала автомобиль на обочине дороги и направилась пешком через лес. Хотя прошло более двух десятилетий с тех пор, как она в последний раз ходила через этот лес, и хотя смеркалось, и деревья были ветвистыми и отбрасывали густые тени, она находила дорогу.

Во влажном июньском воздухе парили светляки, ее блузка прилипла к спине к тому времени, когда она добралась до пещеры. Пещера выглядела точно так же, как и в последний раз, когда ей было одиннадцать лет, и она не знала другого дома, кроме этой лощины в долине Шенандоа в Вирджинии. Вход в пещеру был все еще загорожен двумя валунами, которые дядя Кайл с помощью соседских мужчин прикатил на это место. Но над бледно-серыми валунами зияло черное треугольное отверстие. Иден подошла поближе. Она не помнила этого отверстия. Возможно, когда-то за эти двадцать четыре года от скалы отломилась глыба. Интересно, знал ли Кайл, что пещера доступна для летучих мышей и полевок. Не пытались ли когда-либо дети протиснуться через отверстие, хватило ли у них смелости?

«Это пещера, где Кэтрин Свифт писала свои рассказы, – сказала она себе. – Это пещера, где она умерла».

И, возможно, дети слышали стаккато клавиш пишущей машинки в холодном потоке воздуха, проникающем через отверстие, как это теперь слышалось Иден, как будто бы ее мать еще находилась внутри и печатала, не замечая темноты.

Иден медленно возвращалась к автомобилю, скрестив руки на груди. Прошел месяц после интервью Моники Лэйн, и за этот месяц идея сделать фильм о своей матери захватила ее. Две студии проявили интерес, но она сторонилась их обеих, к вящему огорчению Нины. Иден не могла связываться с ними. Ей нужна была полная самостоятельность.

– Это фантастично, – сказала Нина, – почувствовав энтузиазм, вызванный идеей Иден. – Кто может сделать фильм о Кэтрин Свифт лучше, чем ты?

Но Иден было всего лишь четыре года, когда мать умерла. Ее воспоминания были отрывочны и скудны. Поверхностный биографический материал, который существовал о Кэтрин Свифт, рисовал в основном ее эксцентричность и нечто, напоминающее безумие, и увековечивал миф о том, что это была холодная женщина, которая выбрала жизнь отшельницы.

Статьи о матери всегда начинались со слов «странная Кэтрин Свифт» или «эксцентричная Кэтрин Свифт», или, как в обзоре ее последних публикаций: «Примечательно, что Кэтрин Свифт писала о своих молодых персонажах с такой сердечностью, хотя хорошо известно, что она презирала окружающих большую часть своей короткой жизни».

Может быть, Иден удастся изменить расхожее мнение общества о матери? Она жила с гордым сознанием, что ее мать имела по крайней мере одну любовную связь. Отец Иден, Мэтью Райли, умер незадолго до ее рождения. Иден любила еще воображать, что его краткий брак с матерью был трепетным и страстным. Нужно было быть мужчиной особого склада, чтобы вытащить Кэтрин Свифт из ее раковины.

Утром, в полете от Лос-Анджелеса до Филадельфии, Иден пришла к названию фильма: «Одинокая жизнь». Слово «одинокая» не имеет специфического негативного значения, ассоциируемого с ним. Оно не обвиняет мать в сделанном ею выборе. В этом и состояла идея ее будущего фильма – мир ошибался в характеристике этой женщины. Она не была холодной. Она не была безумной.

Иден взяла в Филадельфии напрокат автомобиль и проехала с Кэсси тридцать миль до дома Уэйна и Нам. Кэсси, казалось, еще не поняла, несмотря на долгие разговоры на эту тему, что она должна будет пронести месяц со своим папой и его новой женой – и без Иден. Иден выручило то обстоятельство, что когда они c Кэсси добрались, то застали Уэйна в его новом пригородном доме одного. Она сразу же поняла, что он пребывает в своем обычном состоянии. Он подрезал кусты роз – колени запачканы, руки в мозолях от ножниц. На глазах его блеснули слезы, когда он наклонился, чтобы обнять свою дочь. Затем он пожал руку Иден.