– Не ори! Я о вас же забочусь – вдруг вы кроме этого слитка еще что-то «забыли».

М-да… со слитком неудобно получилось. Он ведь в вещмешке у Искалиева так и болтался с самого начала – его туда Змей засунул после демонстрации. А потом, когда мы полезли в сокровищницу, Гек с Жаном остались сторожить «языка» и забросить золото в ящик у сержанта не было возможности. Ну а позже пустоголовый Лисов только выбравшись из нижнего хода тут же развил бурную деятельность и послал бойца на встречу с Одинцовым. Стеснительный Даурен, посчитав, что так и должно быть, а командир знает, что делает, безропотно потащил эту тяжесть по коридорам. Натер плечи узкими лямками «сидора» и, выбравшись наверх, с удовольствием закинул вещмешок в кузов «УльЗИСа». После чего о нем все благополучно забыли. То есть я забыл, потому что все завертелось очень быстро.

Сначала стрельба, потом разборки со Звонаревым. Дальше – больше. Только водители ушли под землю, как нарисовался комендантский взвод вместе с полковником Свиридовым и подполковником Рыковым, который представлял родное НКВД. Пока я, так сказать, вживую докладывал о находке, комендачи быстренько занялись выпроваживанием бойцов автороты со своей территории. Как только водилы убыли в расположение батальона, в гараж стали въезжать тентованные грузовики: три «ЗИС-5», три трофейных «Опель-Блиц» и четыре «ГАЗ-63». В голове и хвосте колонны шли по одному бэтээру. Когда вся эта гусеница вползла на площадку перед гаражами, то ворота закрыли, солдаты комендантского взвода оцепили периметр, а из кузовов «ГАЗонов», посыпались шустрые как электровеники бойцы охранной роты. Получив массу ЦУ, их старший, капитан Баринов, понятливо кивнул и, вытребовав Гека в сопровождающие, вместе со своими людьми двинул в сторону тайного хода.

Вскоре оттуда, подслеповато щурясь от света, полезли ребята Пичугина. К своим их не отпустили, а загнали в караулку. Ну понятно – им еще светят беседы с особистом и взятие подписок о неразглашении. Так что сержант, который перед выходом затарился продуктами, один черт – не прогадал. От особиста просто так не отвяжешься, поэтому завтрак и обед его пацаны проведут, треская свой сухпай.

Мне было немного неудобно перед водилами, но по-другому тогда я поступить все равно не мог. А лишняя подписка еще никого не убивала. Я их сам столько написал, что мне впору уже язык отрезать за ненадобностью, так как какую тему ни затронь, Лисову о ней говорить категорически запрещено.

А когда из люка вынесли первый ящик с документацией, я, извинившись перед Рыковым и Свиридовым, сослался на срочные дела и убыл на второй этаж казармы для беседы с пленным. Серега должен был подъехать только часа через полтора, во дворе торчать смысла больше не видел (тут и без меня командиров хватает), поэтому решил заняться делом.

Зайдя в пустующее помещение, увидел, что Гильденбрандт лежит на голой панцирной кровати, а Марат с Жаном, сидя рядом на табуретах, о чем-то оживленно беседуют. Увидев меня, Шах отвлекся от разговора и спросил:

– Как я понял – все нормально идет?

– Вполне. Рыков вовсю рулит, а Свиридов у него на подхвате, так что и без меня справятся. А ты, я смотрю, еще не начинал?

Шарафутдинов, правильно истолковав вопрос, отрицательно покачал головой:

– Куда ж я без тебя? – И подтолкнув ногой один из стоящих табуретов, ближе к койке с пленным, скомандовал: – Подъем! Сесть!

Немец, невзирая на раненую ногу, резво вскочил и, усевшись на предложенную мебель, застыл, положив руки на колени.

Я, поставив между нами солдатскую тумбочку, некоторое время барабанил по ней пальцами, а потом сказал:

– Предлагаю все начать с чистого листа. Чтобы сэкономить время, сразу хочу предупредить – вашим предыдущим словам мы не верим и даже заключили пари относительно звания захваченного «языка». Хочу порадовать – один из нас решил, что вы штурмбанфюрер. Поэтому давайте с самого начала – имя, фамилия, звание, номер части?

Гильденбрандт, по мере того как я говорил, выпучивал глаза и прижимал к груди связанные руки. А после моего вопроса плаксиво ответил:

– Господин майор! Я вам говорил чистую правду! Мы с моим кузеном…

– Жан!

Даурен, стоявший за фрицем, мой окрик понял правильно и мощной оплеухой сбил пленного на пол. Потом, подхватив его за шкварник, усадил обратно и, чуть отступив, опять неподвижно замер. Поощрительно ему кивнув, я опять воззвал к благоразумию немца:

– Видите ли, слишком много факторов говорит о том, что вы являетесь не тем, за кого себя выдаете. Готическая татуировка опровергает ваши слова о тотальной мобилизации. Поведение убитых в подземелье тоже убеждает в том, что вас, как командира, пытались эвакуировать с поля боя. И еще… вы не смогли сдержать разочарованных эмоций, когда поняли, что мои люди обнаружили золото. Не удивления при виде слитка, а именно разочарования, что говорит о каком-то вашем отношении к этому кладу.

– Господин майор, вы меня не так поняли! Я готов поклясться, что…

– Жан!

Искалиев повторил предыдущую операцию и, посадив утирающего юшку фрица на место, снова отступил назад. А я завел волынку по новой, создавая максимальный контраст между своим вежливым обращением и хлесткими ударами Даурена:

– Вы же достаточно взрослый человек, неужели у вас не хватает мозгов понять, что смешаться с общей массой пленных уже не выйдет? Поймите, мы ведь не патруль, который поймал подозрительного человека во время облавы. В этом случае у вас действительно был бы шанс выскользнуть. Но не сейчас. Каждое ваше слово будет скрупулезно проверяться и перепроверяться. И если им не будет подтверждения, то вас просто отдадут «мясникам». А эти ребята церемониться не будут, и получившийся на выходе инвалид расскажет все. Оно вам надо? И заметьте, я вас не пугаю, просто даю реальную картину будущего… На фанатика вы не похожи, тогда – зачем это странное упорство? Даже если вы руководили зондеркомандами, то советую рассказать об этом сейчас. Не буду скрывать – в этом случае, после проверки вас просто расстреляют и все. Но ведь быстрая смерть гораздо предпочтительнее долгих пыток. Так что?