– Как бы не так! И потом, наши матери были вполне хороши на свой лад, но что они могут понять в жизни своих дочерей?

Вероника взвилась.

– Я прошу тебя не говорить так о моей матери.

Марджори снова расхохоталась.

– А я, помнится, не говорила о ней.

Вероника почувствовала, что ее отвлекают.

– Значит, ты считаешь, что вела себя по отношению ко мне хорошо?

– Я сделала для тебя все, что могла, и более того. Ты довольно тяжкий случай.

У Вероники набрякли веки.

– А ты себялюбивая, злая и, вдобавок, совершенно не женственная.

– Господи боже мой!
– возопила Марджори.
– Да ты просто дуреха! Такие девицы, как ты, прежде всего виноваты в бесчисленных нудных, тусклых браках, в том, что чудовищная бестолковость сходит за женственность. Представляю, каково приходится человеку, когда, пленившись разодетой куклой, которую он наделил всевозможными добродетелями, он вдруг замечает, что взял в жены жалкую, нудную, трусливую жеманницу.

Вероника даже рот раскрыла от изумления.

– Вечно женственная женщина!
– продолжала Марджори.
– Лучшие ее годы уходят на то, чтобы поносить девушек вроде меня, которые не тратят времени попусту.

Чем больше воодушевлялась Марджори, тем сильнее отвисала челюсть у Вероники.

– Можно еще понять, когда на жизнь плачется дурнушка. Будь я непоправимо дурна собой, я бы никогда не простила родителям, что они произвели меня на свет. Но тебе-то жаловаться не на что.
– Марджори пристукнула кулачком.
– Если ты рассчитываешь, что я буду хныкать вместе с тобой, ты ошибаешься. Хочешь - уезжай, хочешь - оставайся, дело твое. Она собрала письма и вышла из комнаты.

Вероника не спустилась к обеду, сославшись на головную боль. После обеда за ними должны были заехать молодые люди - повезти их на утренник, но головная боль не прошла, и Марджори пришлось принести извинения не слишком опечаленному кавалеру. Вернувшись под вечер домой, Марджори застала у себя в спальне Веронику - на лице ее была написана непривычная решимость.

– Я подумала, - приступила Вероника прямо к делу, - что ты, может быть, и права, а может быть, и нет. И если ты объяснишь мне, почему твоим друзьям... словом, скучно со мной, я попробую делать все, что ты скажешь.

Марджори распускала волосы перед зеркалом.

– Ты это серьезно?

– Да.

– И без оговорок? Будешь делать все, что я скажу?

– Ну...

– Ничего не ну! Будешь делать все, что я скажу?

– В пределах разумного.

– Ни в каких не в пределах. В твоем случае ничто разумное не поможет.

– И ты хочешь заставить... посоветовать мне...

– Вот именно. Если я велю тебе брать уроки бокса - будешь брать. Напиши матери, что останешься у нас еще на две недели.

– Если ты мне объяснишь...

– Хорошо, вот тебе несколько примеров. Во-первых, ты держишься слишком скованно. Почему? Да потому, что ты никогда не бываешь довольна своей внешностью. Когда знаешь, что хорошо выглядишь и хорошо одета, об этом можно не думать. А ведь в этом секрет обаяния. Чем свободнее ты себя чувствуешь, тем сильнее твое обаяние.

– Разве тебе не нравится, как я выгляжу?

– Нет. К примеру, ты никогда не приводишь в порядок брови. Они у тебя и черные и блестят, но ты их не приглаживаешь, - и они тебя портят. А между тем они могли б тебя красить, если б ты потратила на них хоть малую толику того времени, что тратишь на ерунду. Приглаживай их так, чтобы они лежали ровно.

Вероника подняла свои раскритикованные брови.

– А разве мужчины обращают внимание на брови?

– Да, сами того не сознавая. Когда вернешься домой, займись зубами. Они у тебя чуть неровные, это почти незаметно, и все же...

– Мне казалось, - опешила Вероника, - что ты презираешь такие мелкие женские ухищрения.

– Я презираю мелкие умишки, - сказала Марджори.
– Но во всем, что касается внешности, мелочей не бывает. Если девушка хороша собой, она может болтать о чем угодно: о России, пинг-понге, Лиге наций - ей все сойдет с рук.

– Что еще?

– Я только начала! Теперь поговорим о танцах.

– А разве я плохо танцую?

– Вот именно, что плохо, - ты виснешь на кавалере, да, да, чуть-чуть, но виснешь. Я подметила это вчера. И еще ты держишься, словно палку проглотила, а надо слегка изогнуться. Возможно, какая-то старуха из тех, что вечно сидят на балах по стенам, сказала, что у тебя горделивая осанка. Но так танцевать позволительно только при очень маленьком росте, во всех остальных случаях это неудобно партнеру, а считаться приходится прежде всего с ним.