Из первых воспоминаний детства на Садовой — это прогон пленных немцев в начале лета 1944 года. Я смотрел на это трагикомическое шествие тысяч пленных с балкона, видимость была отличная. Впереди шли генералы в брюках с красными лампасами, потом офицеры, за ними — солдаты. Было очень тихо, люди стояли на балконах, торчали в окнах, стеной стояли по обе стороны улицы. Было слышно, как цокают копыта лошадей, на которых сидели наши солдаты с оружием. Погода в тот день была солнечная, теплая, как будто сама природа радовалась грядущей нашей победе.

До войны у отца была дача в Жуковке, потом дали Дачу в окрестностях Новогорска у деревни Гаврилково на Ленинградском шоссе. Дача была двухэтажная, из 12 комнат, с водопроводом и прочими удобствами. Отапливался дом голландскими печами, в зимние вечера я любил греться у них. Это был дом бывшего священника из церкви, остатки которой находились вне территории дачи. Отец любил срезать сухие ветви с деревьев, иногда копался в земле. Но это были редкие случаи, так как он много времени был занят на работе. Нашу дачу несколько лет назад снесли.

Рядом с дачей были дачи Емельяна Ярославского и секретаря Сталина — Двинского. На территории дачи Ярославского был пруд, и я с отцом иногда совершал там прогулки. К слову сказать, мои родители были всю жизнь дружны с Ярославскими.

На даче у нас был большой цветник. Выращивала на нем цветы мама. В цветнике было всегда изобилие флоксов, ирисов, нарциссов, пионов, настурций. Цветы были высажены так, что когда одни отцветали, другие принимались цвести. В саду были кусты черной, белой и красной смородины, крыжовника, малины; под окнами главного входа в дом росли вишня и слива.

Длинная пихтовая аллея начиналась кустами белых роз и, как туннель, вела в глубь дачи к большой круглой беседке-ротонде с куполом, где я любил в одиночестве читать любимые книги.

Отлично помню, как на дачу привезли моего младшего брата — Толю. Он был очень маленький и что-то пищал, его положили на стол в столовой, я же потом ушел в сад, для меня это явление не было значимым по причине возраста.

В 1944 году мы переехали с Садовой на улицу Мархлевского. В то время там жили семьи Деканозова, Аполлонова, Фитина, Шляхтенко, Наседкина, Чернышева, Мамулова, Спектора.

Еще детьми мы с братом были вхожи во все квартиры, кроме Деканозова. Во дворе всегда собиралась детвора нашего дома.

Прожили мы на Мархлевке до 1961 года, потом дом передали под торгпредство Польши, а мы переехали в другую квартиру в Останкино. Там я прожил до 1967 года. Когда женился, я начал самостоятельную от родителей и брата жизнь.

Из значимых событий детства — Парад Победы в июне 1945-го — отец взял меня на этот парад. Отец был в штатском, как всегда.

Запомнился дождик, собаки-саперы, боевая техника, кавалерия, а потом — тишина — и солдаты, подходя к Мавзолею, бросали фашистские знамена на мокрую брусчатку, в лужи. Запомнился салют, в черном небе подсвеченный прожекторами красный флаг с портретом Сталина.

Конечно, нужно учитывать, что это детские, а не взрослые воспоминания. Вскоре после этого парада меня возили в какой-то парк, где тренировался в езде на лошади маршал Рокоссовский. Я стоял у невысокой металлической изгороди, как в зоопарке, и смотрел на маршала, а больше на его лошадь. Было интересно. Потом меня отвезли на дачу.

У отца до войны был большой черный ЗИС, на нем он как-то, сидя за рулем, перевернулся в кювет на Ленинградском шоссе. Себе здорово повредил ребра, а маме пришлось зашивать рану на лбу. С тех пор отец никогда сам за руль не садился, хотя имел водительские права. А вот ездить на машине быстро не любил. В годы войны и после у отца из машин были «эмка», «мерседесы» (малый и большой), «хорьх» (малый и большой, как у германского адмирала Редера), «бьюики» и другие иномарки. Последней автомашиной был ЗИС-110 без номерного знака впереди.

Летом 1945 года я впервые уехал из Москвы отдыхать под Ригу в Майори с моей тетей Лелей, сестрой матери, потом к нам приехал отец. Вначале мы жили в санатории, потом переехали на спецдачу. На Рижское взморье я ездил несколько лет подряд, кажется, до 1950 года. В Риге на ежегодном празднике песни, на большом стадионе, отец познакомил меня с В. Лацисом, одним из руководителей Советской Латвии.

Отец был очень приветлив с местными жителями, очень любил детей, с неподдельным уважением, чуткостью относился к пожилым.

Отец — невысокий, коренастый человек, красивый лицом, с густыми бровями и темно-карими глазами, красивыми здоровыми зубами (он их потерял впоследствии, почти все, из-за цинги в тюрьме). Всегда аккуратно одетый, при галстуке, если надо было идти в театр или в гости вечером — обязательно брился второй раз. В форме я его видел очень мало. Потом, став взрослым, я понял что нежелание часто надевать «военку» — это была служебная необходимость.

Мама — старший офицер госбезопасности — не имела и вовсе военной формы дома, а когда надо было сфотографироваться в ней, она брала у кого-либо форму с погонами подполковника напрокат.