Было бы нелепо думать, будто кризисы масштаба пражского (или парижского) обходятся без вмешательства внешних сил. Без происков иностранной агентуры, дипломатического корпуса, членов всевозможных делегаций, к сроку устремляющихся в страну - прощупать настроения и установить контакты с потенциальными возмутителями спокойствия. Но столь же нелепо полагать, что акции, в которых участвуют миллионы, инспирированы по указке извне. Для массовых выступлений должна быть почва в самой стране, в жизни и проблематике данного общества.

Если сводить дело к "теории заговора" и видеть заговорщиков в сотрудниках американских и немецких спецслужб, то кто же организовал волнения в Германии и США? Забавно, что американские консерваторы без колебания указывали на "руку Москвы" (материалы из американской печати представлены в статье академика И. Шафаревича "Шестая монархия" - Шафаре-вич И. Собр. соч. в 3-х тт. М.,1994,т. 1).

прочем, таких вопросов у нас не задают - просто потому, что не знают о планетарном размахе протестов, поисков, о рождении и ниспровержении утопий, которыми был отмечен поистине великий год.

К слову, такая зашоренность взгляда выходит боком нашему Отечеству. Западных политологов и журналистов вполне устраивает рассмотрение чешских событий как явления изолированного. Понятно, что они пишут не об "империалистическом заговоре", а о "тоталитарной сущности" коммунистических режимов, а то и прямо об агрессивной природе "русского медведя". Показательно: даже в русскоязычной версии популярной "икипедии" рассказ о Пражской весне сопровождают отсылки к восстаниям в Берлине (1953) и Будапеште (1956), подавленным советскими войсками. Зато нет ни слова о синхронных событиях - майской революции в Париже, университетских волнениях в США, Мексике.

Нас хотят уверить: это - другое. И, разумеется, ничего не говорят о том, что мексиканские правительственные войска взяли Национальный университет штурмом. Что при подавлении студенческих бунтов в Париже французская полиция проявила фантастическую жестокость. Об этом напоминает статья Клэр Дойл, размещенная на сайте российских левых (http://www.socialism.ru/revolution/france/1968).

Только левые нонконформисты - такие, как Клэр Дойл или наш неугомонный К. Майданик, рассматривают пражский апрель и парижский май в одном ряду проявлений массового недовольства существующим порядком вещей.

Этот настрой уместно охарактеризовать словами Мишеля Фуко - радикального французского мыслителя, оказавшего огромное влияние на восставшую молодежь. Уже на склоне жизни он вспоминал, что его единомышленники ощущали "неотложную необходимость чего-то другого, нежели то общество, в котором жили… Из всего этого в наших душах засело желание чего-то совсем другого: не просто - другого мира, или общества другого типа, но желание быть другими нам самим - быть совершенно другими, в совершенно другом мире, в соответствии с совершенно другими отношениями" ( кн.: Фуко Мишель. оля к истине. Пер. с фр., М., 1996).

Фуко писал о своих сверстниках - поколении отцов, учителей. 1968 году их отрицание старого мира наложилось на естественное стремление молодежи к новому, неведомому, другому, и это удесятерило эффект.

Пожалуй, другое было ключевым словом, объединявшим не только поколение, но и народы по обе стороны границы, разделившей Европу. Французские, немецкие, итальянские студенты отвергали капитализм во имя социализма. Но такого социализма, о котором мечтали они - общества, где "запрещается запрещать", не было нигде в мире! Чешские реформаторы хотели использовать опыт капитализма. "Сочетать преимущества демократии и рынка… с преимуществами социальных гарантий и человеческой солидарности, как это предполагает программа социализма", - сформулировал Честмир Цисарж ("Славяноведение", N 3, 2008). Но такого капитализма "с человеческим лицом" тоже нигде не было. Даже в Швеции, где наличествовали социальные гарантии, но отсутствовала человеческая солидарность - почитайте шведских писателей...

Можно посмеяться над наивностью подобных мечтаний. Но мечты, захватывающие огромные массы по всему свету, не бывают беспочвенными. Требования перемен, властный порыв к новому объективно отразили глобальный перелом, пришедшийся на 1968-й.

Уже тогда обнаружилась исчерпанность двух основных моделей развития, которые вели непримиримую борьбу на протяжении XX столетия. Начнем с экономики. 1968-м была сдана в архив косыгин-

екая реформа, призванная вдохнуть новую жизнь в социалистическую экономику. Но тогда же выявились неполадки и в капиталистической модели. ыдающийся экономист Джованни Арриги отмечал: "Признаки наступающего кризиса американского цикла (развития капитализма.
– А. К.) появились в 1968– 1973 годах" (Арриги Д ж. Долгий двадцатый век. Деньги, власть и истоки нашего времени. Пер. с ит.: М., 2006).