Шрифт:
– Помнишь, как мы поднимались на гору Пшпуш и встретили курдов? Перестрелка началась, и твое ружье скатилось в овраг. Град Тадэ вместо тебя спустился в ущелье и принес твое ружье, честь гайдука cпac.
Этот случай вовсе не со мной произошел, а с кем-то другим, но он продолжал вспоминать бессвязно и все говорил: «А помнишь?..»
– А помнишь Кятина Манука? Помнишъ, ночью буря была, а гамидовцы все полегли, перестреляли мы их. Помнишь, как мы Медовую речку переплыли, лошади в пене были. Торчащий Камень помнишь? – Вдруг он засмеялся. – А старосту Татара помнишь? Из Верхнего квартала, тот, что змееныша в карман слепому Сло положил, старейшине Хианка… «Сул-тан хо-тел всех нас по-бить… прос-нись, сыно-чек, пора тебе в бой…»
Артин стал свистеть и прищелкивать пальцами. Я понял, что он ждет старика с ружьем.
– Все, никто нас не тронет больше. Кончилось это, – сказал я. – Конституция. Вставай.
Он повеселел.
– …я на эту конституцию. Скажи ребятам, пусть не сдают Оружие. Севкарского Сако помнишь?.. Позапрошлой зимой мы с Чоло и Гале были у Гасимбека в Хутских горах. Гале умер. Махлуто, продолжай, ты же с нами был.
– Да что вспоминать, настало время для радости, – подбодрил я его.
– Казармы все еще стоят в Сасуне?
– Нет, – сказал я. – Снесли уже. Фадэ засадил поле репой.
– На Андоке знамя есть?
– Нет, но будет. Вставай.
– Да что же они в эту стужу пустились в дорогу… Бедные ишхандзорцы… Это не Мурад сидит на Чесночном Камне?..
Он уже бредил.
Я вышел из хлева. Через некоторое время послышались выстрелы. Старик, значит, принес ему ружье, и лачканский Артин испустил дух под звуки выстрелов – будто бы на поле боя.
Выстрелили в воздух и мы с Аладином Мисаком, оповестив мир о кончине храброго гайдука.
Так умер старый солдат Геворга Чауша, герой-фидаи, сасунец с лицом тигра.
Ализрнанский Муко После объявления хуриата Франк-Мосо, как сказал, сложил оружие и вернулся домой. Он стал писцом в своем селе и быстро разбогател. В селе его стали звать Мосо-ага. Но через три года он спалил свой дом и, взяв оружие, ушел в горы. Бамбку Мело тоже недолго прожил в Хасгюхе. Он продал свое оружие и отбыл в Америку.
И ализрнанский Муко поначалу вернулся было в село, в родной Ализрнан, но косурские курды, узнав, что Муко вернулся, предложили ему службу при ружье и лошади. Муко принял их предложение и пошел к косурским курдам из хаснанского аширетства вооруженным слугой.
И поскольку была объявлена свобода, по селам и городам свободно пошли гулять песни и устные рассказы о храбрых фидаи, сражавшихся против султана. В рассказе про героическую битву в Сулухе особую роль отводили ализрнанскому Муко.
Вот как рассказывал об этой битве Цахик Амбарцум:
«Для того чтобы рассказывать о храбрецах Муша, нужно на семь дней запастись едой, водой и табаком, сесть в доме, закрыть дверь и ердык. Я буду рассказывать, а вы слушать.
В Сулухской битве светлой памяти Геворг Чауш и ализрнанский Муко бились рядом. Мутасариф сказал Бинбаши:
– Бинбаши, наши сборщики налогов принесли весть, что Геворг Чауш со своими ребятами до Сулуха дошел. Собери-ка свое войско да ступай в Хоперское поле.
Бинбаши ответил:
– Мутасариф, я этой ночью сон видел – лежал я, убитый, на Хоперском поле. Лучше не посылай меня против Геворга Чауша.
– Но у тебя – тысяча, а у Геворга десять-пятнадцать человек всего.
– Все равно, если я пойду, один из нас будет убит.
– Убит будет Геворг. Стягивай свое войско на Хоперское поле.
И стянул Скопец Бинбаши свое войско на Хоперское поле.
А Скопец Бинбаши и Геворг друг другу как братья были, тайный союз между ними был.
Геворг поднимает бинокль к глазам и видит: едет Скопец Бинбаши на скакуне, а все поле до Сулуха черным-черно от султанского войска.
– Нелюдь! – кричит Геворг. – Что же ты вышел против меня, что с тобой сегодня случилось? Ведь ты другом мне был! – И на глаза Геворга слеза набежала.
Прицелился Геворг в Скопца, да промахнулся.
Ализрнанский Муко и говорит:
– Господин Геворг, разреши мне.
– Стреляй, разрешаю.
Муко выстрелил, скопец с лошади и скатился. Помощник Скопца саблю выхватил, забрался на лошадь Бинбаши и кричит своим – вперед, мол.
Султанское войско не слушает его, поворачивает назад и наутек. А трубач ихний хочет дуделку свою ко рту поднести, да тут Муко снова стреляет, и пуля его трубача того насквозь прошибает, трубач падает мертвый, и в это время, в эту минуту, Геворг кричит: «Микаэл, меня убили!» Муко обнимает Геворга, стаскивает его с кровли, сам идет обратно и до вечера один держит бой против турок. А в руках – один маузер и одно ружье. А как стемнело, ализрнанский Муко с ребятами взяли Геворга на Хоперское поле, уложили там на траве, расцеловались с ним, «прощай» сказали и ушли».