В тех местах, где эти ветви-дороги перекрещивались, они опирались на поддерживающие побеги-колонны, которые также были оплетены водоносными корневищами. На верхушках этих витых колон алмазные дубы также выращивали выносные чаши, – ячеистые озёра с чистейшей, всегда свежей водой, которые пополнялись как за счёт дождей, так и водоносными корневищами. Вдоль поддерживающих побегов-колонн вверх поднимались также стволы зеркальных буков, но они были куда изящнее алмазных дубов. Водоносные корневища оплетали их и крепко прижимали к побегам-колоннам и давали им возможность подниматься ещё выше, так как сверху, от горизонтальных ветвей, называемых средними мечами, вниз также спускались поддерживающие ветви-колонны, которые образовывали над выносными чашами шатры причудливой формы, центральным шестом которых был идеально круглый, гладкий и лаково-блестящий, голубоватый ствол зеркального бука.

От чаши ствол алмазного дуба был цилиндрическим и поднимался на высоту не менее одного километра. В причудливом беспорядке из него вырастали боковые ветви, украшенный пышными шапками вечнозелёной листвы, с которых вниз к центральной чаще спускались длинные лианы. На нижних мечах также росло множество зеленых ветвей алмазного дуба, всевозможных лиан, спускающихся до самой земли, а также малых водоносных побегов, которые по неопытности можно было принять за лианы. Они носили второстепенный характер и, спускаясь вниз с километровой и более высоты, соединившись с водоносными корневищами, поили водой лианы.

Весь нижний ярус, плотно заросший лианами и водоносными побегами, поркериане называли то Трюмом, то Парилкой, а то и того похуже, Зелёным Адом. Зато средний ярус с его большими открытыми пространствами, перемежаемыми стволами алмазных дубов и зеркальных буков, они ласково называли Прохладой и не случайно. Если внизу, у самой земли температура воздуха достигала порой семидесяти трёх градусов, то в Прохладе она редко поднималась выше сорока пяти. Но это в прежние годы. Хотя лесу на Поркере был не один десяток миллионов лет, он так полностью и не привык к тому потоку солнечной энергии, который изливал на него Обелайр и королю Сиссару это было прекрасно известно.

Поэтому, как только Пак сделал все расчеты, на что ушла всего одна неделя, он вцепился в Сорквика, как поркерианский лесной прыгающий клещ, а они на этой планете достигали в размерах пятнадцати сантиметров, и буквально заставил его снова собрать всех своих подданных в кучу и совершить ещё один планетарный телепорт, что и было сделано ровно через две недели после того, как Календиз был переброшен поближе к Обелайру. Результат не замедлил сказаться. Прошло всего каких-то четыре дня и температура воздуха в Трюме опустилась почти на двадцать градусов, а Прохлада и вовсе превратилась в самый настоящий рай, поскольку днём в ней было не выше тридцати одно градуса, а ночью и вовсе всего двадцать три градуса по стандартной шкале. Лес Поркера, можно сказать, облегчённо вздохнул, да, оно и понятно, ведь теперь ему не требовалось тратить столько сил на защиту от мощного светового потока.

Даже в третьем ярусе, который поркериане называли Сияющим Пеклом, стало заметно прохладнее и если раньше температура воздуха доходила там до семидесяти восьми градусов, то теперь она опустилась до вполне приемлемых сорока шести градусов днём и до двадцати одного градуса ночью. Поркериане ликовали, ведь теперь они могли жить практически во всех трёх слоях своего любимого леса, но более всего их радовало то, что Сияние малость угасло.

Сияющее Пекло мало чем отличалось от Прохлады и было устроено почти точно так же. Те же озёра-соты и те же ветви-дороги, вот только ветви алмазных дубов и зеркальных буков здесь расходились от центральных стволов, словно метёлки, образуя в вышине светозащитные зонтики, состоящие из множества слоёв листьев. В толщину этот полог имел более пятидесяти метров, а его самый верхний, светоотражающий слой, который состоял из плотно уложенных друг на друга листьев, ворсистых изнутри и плотных, блестящих, серебристо-белых снаружи, имел толщину в полметра и представлял из себя самое настоящее чудо природы. Как листья алмазного дуба, так и листья зеркального бука имели здесь практически одинаковую форму и напоминали своим видом рыбью чешую.

Под самым пологом царил горячий, сухой полумрак, а светоотражающие листья алмазных дубов и зеркальных буков, их ещё называли сухой листвой, походили на толстый картон, отлакированный с одной стороны и подбитый войлоком с другой. Не будь алмазные дубы деревьями совершенно особо вида, в лесу Поркера царил бы непроглядный мрак, но в том-то всё и дело, что это были алмазные дубы, которые не случайно были названы именно так. С одной стороны древесина алмазного дуба отличалась невероятной прочностью и не уступала по своим механическим свойствам хорошему керамиту, но с другой стороны она состояла из миллионов тончайших световодов.

Центральная ветвь каждого алмазного дуба венчалась светопоглощающей воронкой, имеющей форму правильной двенадцатилучевой звезды, имевшей в поперечнике не менее пятидесяти метров. Центральную звезду в геометрически правильном порядке окружало ещё порядка трёхсот звёзд-воронок поменьше, диаметр которых составлял тридцать метров и все эти растительные фотоэлементы были подлинным чудом природы. Принимая в себя потоки света от Обелайра, они доносили его с минимальными потерями до самой земли. Чешуйчатая, зеленоватая кора алмазного дуба излучала свет, подобно неоновым трубкам, только это были о-го-го какие осветительные приборы. К тому же световоды алмазного дуба оплетали собой не только все поддерживающие стволы-колонны, но и водоносные побеги и даже корневища, вот потому-то весь лес Поркера и был пронизан таким мощным, зеленоватым Сиянием, что без тёмных, солнцезащитных очков в него лучше было не соваться.

При том условии, что в лесу Поркера было очень влажно, а света было и вовсе завались, да, к тому же и тепла было с избытком, все растения в нём росли с потрясающей скоростью. Да, и зверья в нём тоже водилось с избытком. Самыми крупными хищниками в лесу Поркера были костлявые дьяволы, обитатели горячих поркерианских болот. Как это ни странно, но этих здоровенных тварей, имевших в длину до восьми метров, следовало бы отнести к насекомым, очень похожим на древнетерранских богомолов, но только потому, что они имели очень прочный наружный экзоскелет, три пары костлявых ног и пару длинных, суставчатых рук, вооруженных тремя громадными, зазубренными когтями, из которых было практически невозможно выбраться. А ещё у них, как и у богомолов, были широко разнесённые, здоровенные круглые глаза и клыкастая, лягушачья пасть, но вообще-то это были рептилии, весьма отдалённо напоминавшие древнетерранских черепах, вот только панцирь у них был сложносоставной и весьма гибкий из-за множества сочленений.