Шрифт:
Ланг уже начал сильно нервничать, так как время неумолимо пожирало драгоценный бензин.
Он уже начал было подумывать, что в принципе, на обратном пути можно сесть на вынужденную где-нибудь на пол-дороге домой, и вызвать по рации подмогу…
– Вон они! – почти синхронно вскрикнули Хайфельд с Хаземаном.
Ланг кинул взгляд налево, куда показывали обрадованные штурман со стрелком и тоже заметил несколько точек на белой равнине ледника.
– Они переоделись в белые маскхалаты, – Хайфельд прокомментировал метаморфозы, происшедшие с русскими разведчиками за то время, как штурман видел их в первый раз.
– Господа переодеваются к обеду, как это делают английские аристократы? – хмыкнул Ланг, кладя самолет на крыло.
Ему предстояло сделать разворот, чтобы потом выйти на боевой курс для бомбометания.
– Хайфельд, – крикнул Ланг в ларинги, – с первого захода сбрасываем две бомбы с внешних подвесок, и потом для верности я сделаю второй заход и ты сбросишь еще парочку, а Хаземан к курсовому пулемету!
Самолет завершил разворот и лег на боевой курс.
– Высота три пятьсот, превышение сто пятьдесят, – доложил штурман, – курс двести семьдесят, нормально, боевой.
– Приготовились к бомбометанию, – отдал приказ Ланг.
Машину качнуло.
На отделение от ее натруженных плоскостей двух бомб по сто килограммов в каждой – самолет отозвался характерным рывком.
Дав длинную очередь из курсового пулемета, Хаземан сразу рванулся в свою заднюю часть кабины – смотреть – куда легли бомбы.
– Ну как? – спросил Ланг.
Но Хаземан почему то не отвечал.
Ланг обернулся и вздрогнул от неожиданности.
Хаземан лежал сзади в совершенно неловкой позе. И кроме того, Ланг вдруг заметил многочисленные капли крови, разбрызганные по стеклам их кабины.
– Нас обстреляли, – крикнул Хайфельд.
– Да, и Хаземан, по моему убит, – отозвался Ланг, кладя самолет на крыло, чтобы сделать второй заход.
– Командир, смотрите на левый двигатель, – снова крикнул Хайфельд.
Ланг увидел отчетливую и характерную белую струю, вырывающуюся из масляного радиатора левого мотора.
– Масло! – крикнул Ланг.
Взгляд его машинально упал на прибор, показывающий давление масла в левом моторе.
Стрелка на приборе упала почти до нуля.
При таком давлении двигатель проработает минут пять или максимум семь.
– Ложусь на боевой, – крикнул Ланг, – готовьтесь к бомбометанию!
На втором заходе Ланг отчетливо увидал стрелявших по ним.
И так же отчетливо он услыхал удары пуль о плоскости и об остекление кабины.
В их "летающей веранде" начался сильный сквозняк.
Бомбы ушли вниз.
Так как машина на втором заходе шла низко, Ланг по отдаче в штурвале почувствовал упруго нагнавшую их ударную волну от взрывов.
– Все! – подытожил Ланг, – домой уже точно не долетим.
Но Хайфельд тоже не отзывался.
Он лежал лицом на плексигласовом штурманском столике и густая черная венозная кровь заливала его планшетку с картами.
Левый мотор дернулся и заглох. Винт косо застыл в положении на сорок пять.
– Куда садиться? Куда садиться? Сюда на ледник?
Ланг выпустил шасси и опустил закрылки на максимум.
Самолет чиркнул колесами по гребню снежных дюн, подпрыгнул, чиркнул еще и вдруг, зацепившись, утонувшими в снегу колесами, кувырнулся на нос, капотируя и переворачиваясь кверху тормашками.
Больше Ланг уже ничего не видел.
От удара о дюралевую раму он сломал себе шейные позвонки. * точка невозврата – время, когда на обратную дорогу не остается достаточного топлива ….
9.
Смерть старого Фрицци отозвалась в сердце Клауса горечью невосполнимой потери.
Старина Фрицци. Он получил свой первый крест воюя еще в полку, которым командовал отец Клауса.
И вот теперь старый Фриц. Фельдфебель Волленгут будет вечно покоиться в ямке, вырубленной ледорубами своих товарищей в толще далекого от родной Баварии ледника… Заваленный белыми полу-прозрачными глыбами. И с ним, как с истинным воином, потомком древних германцев – в ямке из льда будет вечно покоиться его карабин К-98. Там – в заоблачной стране Валгалле, куда улетают души германских воинов – этот карабин будет с ним. И Волленгут встанет рядом с Зигфридом, победившим дракона и вернувшим нибелунгам их золото – золото Рейна…
Клаус вспомнил строчки из Песни о Нибелунгах, те строчки которые в гимназии он зазубривал наизусть:
Положен у порога был труп богатыря Знал Хаген что Кримхильда едва сверкнет заря Наткнется непременно на тело мужа там К заутрене она всегда ходила в божий храм Забрызган кровью Зигфрид был с головы до ног И своего владыку слуга узнать не смог Хотя зажженный факел в руках его дымил Кримхильду о несчастьи он и уведомил И вот в сырую землю героя опустили Безмерно нибелунги о Зигфриде грустили Был смертью сына Зигмунд так сильно удручен Что больше не видал никто чтоб улыбнулся он.