В тот же день несколько позже, беседуя с журналистами, Ельцин объявил, что именно сегодня «дан старт предвыборной кампании и с настоящего момента начинается вся пропагандистская работа». Через своих собеседников президент призвал россиян голосовать на выборах за него, — «чтобы не было смены курса, не было революций». «Россия сыта революциями», — сказал он. При этом напомнил, что «ни в одном веке ни одни реформы» в России не были доведены до конца. «Поэтому дайте довести реформу до конца тому, кто ее начал! И тогда будет все в порядке — и экономика, и уровень жизни, как в цивилизованных странах. Возможность для этого есть, так как самый тяжелый период в реформировании мы прошли».

Увы, «довести реформу до конца» и на этот раз не удалось. По крайней мере, самому Ельцину. Сил не хватило. Так и смотрим, облизываясь, оставаясь далеко позади, на уровень жизни «как в цивилизованных странах». Всерьез наша правящая бюрократия озабочена только собственным уровнем жизни. Там дела обстоят по-другому. Там большого разрыва с цивилизованными странами давно уже нет. Напротив, по сравнению с их средней отметкой уже вырвались далеко вперед…

Естественно, голосовать за Ельцина призвал и сам съезд — как за «единственную фигуру общероссийского масштаба, которая может сегодня гарантировать гражданский мир, обеспечить преемственность во внутренней и внешней политике». «Никто из нынешних претендентов на пост главы государства, — говорилось в обращении, принятом на съезде, — не может сравниться с Борисом Ельциным по опыту, по проводимому им взвешенному курсу…»

Ясно было, что самый эффективный способ «пропагандистской работы», о которой говорил Ельцин, — это его собственные поездки по стране, живое общение с людьми. Слова самого президента: «Только глядя людям в глаза, можно повлиять на них, ответить на волнующие их вопросы, рассказать о будущем устройстве России».

Но как на это решиться? Такие поездки — тяжелая нагрузка даже для здорового человека, а в том состоянии, в котором пребывал Ельцин, совершавший в ту пору другой, скорбный, путь — от инфаркта к инфаркту, — то была прямая дорога к могиле.

Против таких поездок категорически возражал Коржаков: «…Интенсивные предвыборные мероприятия могли уложить шефа в могилу и привести к политическому кризису… Риск казался неоправданным и кощунственным по отношению к гражданам России».

И все же Ельцин решился, как он говорил, в рамках предвыборной кампании объехать «почти всю Россию».

Об этом своем намерении президент объявил в поездке пока что недальней — на московское НПО «Энергомаш». Здесь он продолжал предаваться бодряческой, наступательной риторике: «Я не сдамся. Я в хорошей физической форме и отлично себя чувствую».

Твердя раз за разом о своей «хорошей физической форме», Ельцин, возможно, старался убедить не столько своих слушателей, сколько самого себя.

Одной из первых поездок на этом начальном — по определению самого Ельцина — этапе была поездка на юг — в Краснодарский и Ставропольский края. Регион этот традиционно консервативный, слабо поддерживающий Ельцина: на президентских выборах 1991 года в обоих краях за него проголосовало всего лишь по 46 процентов избирателей (это при том, что на родине президента, в Свердловской области, — 85, в Самарской — 68, в Москве — 72…).

Предстояло эти края завоевать. Характерный для Ельцина прием: 16 апреля в Краснодаре, поинтересовавшись для проформы (будто прежде не знал), что волнует местных казаков — весьма влиятельную, как известно, часть тамошнего населения, — президент лихо, прямо на площади, перед строем казаков подписал три жизненно важных для них указа — о вопросах Главного управления казачьих войск при Президенте РФ, о предоставлении земель казачьим обществам, включенным в государственный реестр, о льготах казачьим обществам, взявшим на себя обязательство по несению государственной службы…

Зная особое, более жесткое, чем в других местах, отношение тамошних жителей к чеченской проблеме, Ельцин заверил их, что «никогда не сядет за стол переговоров с Дудаевым», поскольку лидер чеченских сепаратистов — «бандит» (это при том, что совсем еще недавно, в Москве, напирал на другое — мол, переговоры с чеченским генералом уже ведутся, правда, через посредников).

В Краснодаре же Ельцин разоткровенничался (неизвестно, правда, насколько откровенно — извините за тавтологию) о главном, что будто бы побудило его баллотироваться на второй срок. «Если начистоту, — сказал он, — нет достойного преемника».

Как известно, «достойный преемник» появился лишь спустя три с половиной года.

Кстати, как после оказалось, эта поездка Ельцина на юг по своему предвыборному эффекту оказалась не слишком удачной. По данным социологов, лишь 15 процентов опрошенных жителей Краснодарского края ответили, что их отношение к президенту после его пребывания здесь улучшилось, а 13 заявили, что ухудшилось. На Ставрополье результат был еще хуже — соответственно 9 и 19 процентов. В чем дело?

На ближайшем заседании Совета избирательной кампании Чубайс положил перед Ельциным две фотографии: на одной — Борис Николаевич во время президентской кампании 1991 года, стремительно идет куда-то, окруженный тесным кольцом преданных сторонников, смотрящих на него с восторгом; на другой — тот же Ельцин во время последней поездки на Ставрополье: вокруг него плотная стена охранников и лишь где-то вдали — отсеченная от кандидата хмурая толпа рядовых избирателей.