[8] Когнитивная капитализация – переход от индустриальных (рыночных, имеющих денежное выражение) к постиндустриальным (как правило, не сводимым к деньгам) формам капитала – знаниевому, социальному и т.п.). Термин введен С. Переслегиным. Прим. – «РЭО».

«Не обнажай в корчме…» (Современная литература как генератор архетипов и паттернов)

Сергей Переслегин

Санкт-Петербургская школа сценирования

Между предельными позициями лежит целый спектр возможностей, да и сами эти позиции: «Мир есть текст» и «Книга только отражает мир», – не выглядят абсурдными, хотя вера во всемогущество литературы сродни вере в Бога, а убежденность в ее бессилии, как правило, диктуется личными обидами «потерянных поколений» (на Марс не слетали, страну развалили, светлого Будущего не предвидится…). Обе реакции естественные, но какие-то… детские?

Первое ключевое понятие – детский.

Детские книги оказывают очень сильное влияние на людей, вплоть до определяющего. Российский список «школьного чтения» за последние 25-30 лет расширился за счет хорошей переводной литературы, но принципиально не изменился. Крах СССР, как это ни странно, почти не повлиял на детское чтение на постсоветском пространстве. Эту картинку можно раскрашивать в разные цвета (например, ужаснуться, как же недалеко мы ушли от эпохи тоталитаризма, или посокрушаться, что книги-то хорошие, да дети их не читают, или влезть в бутылку с узким горлышком, доказывая, что А.Гайдар пропагандирует сталинские ценности, а Дж.Толкиен – общечеловеческие), но, возможно, перспективнее пристально взглянуть на те паттерны 1, которые транслирует современная детская литература:

Возьмем, к примеру, Дж.Роллинг с ее феноменальной – и заслуженной – популярностью. О чем говорят книги «поттеровского цикла», чему они учат? Тому же, чему и «Чучело», и «Голубятня на желтой поляне», и «Оборотень», и «Рыцари сорока островов», и «Хранители»: честь выше страха, дружба и преданность значат больше, чем послушание и преуспевание, ум способен выручить почти всегда, а там, где бессилен ум, поможет сердце. Инновацией же является нравственная асимметрия – у Дж.Роллинг добро относительно, в то время как зло абсолютно. Оказывается, условность добра, невозможность переложить нравственный выбор на некий «абсолютный авторитет» ничего не меняет: переход на сторону зла не становится более нравственным от того, что добро какое-то… сомнительное2.

Если книга оказывает значительное влияние на ребенка, то вряд ли мы погрешим против истины предположив, что литература тем сильнее воздействует на человека, чем больше в нем от ребенка. Из этой, скажем так, теоремы вытекает ряд следствий, почти все они нелицеприятные, однако… Вид Homo выделяется из общей биологической «палитры» не только наличием разума, но и прямо-таки неправдоподобно долгим взрослением. Детеныши разных высших млекопитающих ведут себя почти одинаково: тигренок гораздо больше похож на котенка, щенка или енотика, чем на взрослого тигра. Общими для всех детенышей поведенческими особенностями являются низкий коммуникационный порог и способность играть. Напрашивается связать эти детские черты с креативными способностями и «вообще интеллектом». Тогда получается, что человеческий разум – это затянувшееся детство?

Для человека характерно (и, в частности, за счет очень высокой продолжительности периода взросления) сохранение «детских» черт во взрослой психике. Здесь важна мера: чуть больше этих черт, и человек оказывается неспособным к деятельности – возникает безответственная инфантильная особь, в биологических сообществах обреченная, в мире людском иногда выживающая… к сожалению. Чуть меньше – и человек роботизируется, теряя всякую потенцию к развитию и, следовательно, к творчеству. Литература играет свою роль в поиске баланса.

Детская литература подчиняется собственным законам и слабо зависит от социальной, национальной и прочих «рамок»; она транслирует некое общечеловеческое начало. Воспитанные эволюцией в логике беспощадной внутривидовой конкуренции, крупные приматы некогда были вынуждены перейти к социальному существованию и придали смысл понятию «целого», будь то род, племя или иной коллектив. Точно так же им пришлось поставить «разум», то есть, триединство способностей к творчеству, коммуникации и совместной деятельности, выше физической силы. Возникновение представлений о «целом», их рефлексия в индивидуальном и общественном (обобществляющемся?) сознании привело к появлению внелогических правил поведений, что, в свою очередь, породило культуру как специфический человеческий феномен3 и превратило биоэволюцию в социальное развитие. Любая детская литература всегда содержит в себе «память былых времен», мифологию самой мифологии. Что бы ни был призван транслировать исторически/политически/национально/конфессионально конкретный текст, между строк будет читаться:

«И во веки веков, и во все времена//Трус-предатель всегда презираем.// Враг есть враг, и война все равно есть война,//И темница тесна, и свобода одна,//И всегда на нее уповаем…»

В этом отношении детская литература принадлежит Культуре в общечеловеческом смысле этого понятия, в то время как «взрослая литература» принадлежит частным культурам, то есть она исторически, социально (и так далее) обусловлена. Она «бьется» на элитарную и массовую (деление гораздо более общее, нежели общепринятое – на художественную и публицистическую, или, еще того хуже – на развлекательную и серьезную)4. И та и другая «взрослая» литература решает три социальные задачи: «раскрывает глаза на», то есть ярко и образно отражает проблемное настоящее, дописывает, переписывает, переформатирует прошлое, и создает образ еще не существующего, но витающего в воздухе, то есть сочиняет Будущее.

Детская литература принадлежит Культуре в общечеловеческом смысле этого понятия, в то время как «взрослая» литература принадлежит частным культурам, то есть она исторически, социально (и так далее) обусловлена.

Эти задачи соответствуют трем основным базовым процессам, протекающим в обществе: сохранению культуры, развитию культуры, ароморфозу культуры (под «ароморфозом» мы здесь понимаем спонтанное изменение, появление новых форм и сущностей, революцию в культуре).

О русскоязычной элитарной литературе в логике поставленных в начале статьи проблем сказать просто нечего. На актуальные вопросы она не отвечает, поведенческих паттернов не транслирует и общественные запросы не удовлетворяет. Просто потому, что ее почти никто не читает. В том числе – и элиты. Или даже, прежде всего – элиты.