Фредди уже разволновался. Побледнев, он ругался: – Почему он хотел нас туда втянуть? Что нам теперь делать? – Ума не приложу. Если это верно, то нам тут делать нечего. Кто знает, что они там уже продали. Я на мгновение остановился. – А не может ли быть так, что кто-то пытается нас проверить? Представь себе, они хотят проверить нас, увидеть нашу реакцию. Если мы после визита Вульфа просто пожмем плечами, то, может быть, нас вышвырнут на следующий день, и какой-то другой представитель "Южной фруктовой компании" с радостью возьмет на себя наших агентов. Разве это звучит так уж нелепо? Ты сам знаешь, там внизу у нас очень мало друзей. Но разве Вульф согласился бы сыграть для нас роль такой ловушки?

Мы рассматривали проблему со всех сторон. Но ничего не приходило в голову. Что будет, если эти двое во время одной из своих сделок "засветятся", а потом станет известно, что мы знали об их махинациях и молчали? Тогда нас выгонят вместе с ними. Так как же выбраться из этой ситуации? Мы постоянно бродили по заколдованному кругу. Правда это или блеф, под угрозой наши источники или только мы сами, кто стоит за всем этим, почему он рассказал именно нам, почему, почему, почему? Как нам на все это реагировать? Ничего не делать было бы ошибкой и вообще не в нашем стиле. Но что? Нам нужна была ясность. Если это просто игра, то мы это выясним. Потому мы подготовили список вопросов и решили еще раз попробовать Вульфа на зуб. А до этого мы решили молчать.

Нам готовят ловушку?

Прошло всего несколько дней и мы снова сидели вместе. Мы включили диктофон, чтобы потом проанализировать, не врал ли нам Вульф. Мы усиленно показывали свою заинтересованность и просили его еще раз все объяснить. Нам хотелось, так сказать, взвесить все риски. После беседы мы прослушали пленку и попробовали оценить тон каждого слова, взять сведения из каждого выражения. Теперь мы, казалось, были почти уверены. Это была фальшивка. Кто-то хотел нас проверить. И что теперь?

Через пару дней мы снова встретились в ресторане отеля "Бухенхайн". В наших головах путались мысли. Мы все еще не решили, как поступить с возможно фальшивым предложением Вульфа. После двух часов разговора нам, наконец, стало ясно, что нам следует сообщить начальству об этом деле. Дружба с Вульфом? Но по-другому было нельзя. А если это просто проверка, то ничего особо плохого ему не сделают, если мы на него донесем. Если это так, то тогда, в конечном счете, просто ничего не произойдет.

Несмотря на все это, мы чувствовали себя хуже некуда. Когда на следующее утро мы проезжали в ворота в стене, окружавшей территорию "лагеря" БНД, Фредди снова жаловался: – Он же не оставил нам выбора, этот идиот. И теперь, как бы мы ни поступили сейчас с Вульфом, все равно это будет неправильно. Потому мы должны обо всем доложить. У нас ведь просто нет другого шанса.

Мы остановились перед домом 109. Снизу мы могли видеть, что Мёдлинг уже на месте, заместитель по оперативной безопасности начальника нашего управления, У него была характерная привычка. Когда он приходил в бюро, то сдвигал жалюзи, откидывал окно и вешал пиджак на оконную ручку. Сегодня он пришел в шерстяном пиджаке в черно-белую клетку. Мёдлинг был одним из редких старых и по-настоящему опытных оперативных работников Службы. Он не мог похвастаться представительным видом, отрастил брюшко, а на его примечательном черепе светилась лысина, обрамленная седыми волосами. Мёдлинг был приятным и доступным человеком, которому мы могли доверять. Одному из немногих.

Сияя, со множеством морщинок от улыбок на лице, он встретил нас в своем кабинете и предложил сесть. Мы сначала обсудили наши планы. Командировки, расчеты, оперативные деньги, использование курьеров и так далее. Но потом он сам начал говорить о команде Вульфа. – То, что там происходит, нечисто. Вся их система работы не соответствует тому, что принято у нас. Кроме того, скажем так, мы заметили некоторые их непорядочные действия. Но мы скоро до них доберемся. Недолго им осталось. Это только вопрос времени.

Я подал Фредди знак, который означал "отступление". Не поддавшись на речи Мёдлинга, мы попрощались с ним, чтобы урегулировать наши административные дела. В любом случае, так ему мы это представили. Мы быстро покинули здание. Погода была великолепной, и потому мы решили прогуляться по "лагерю". Мы прошли мимо бассейна и теннисных кортов и дошли до самой внешней стены с колючей проволокой сверху. Вокруг не было ни души. И только тут мы смогли обсудить создавшееся положение.

Замечание Мёдлинга не могло быть совпадением. Он ведь точно знал, что мы дружим с теми двумя. Тогда почему он так демонстративно доверился нам? Хотел подать нам какой-то знак? Может быть, все уже раскрылось? Что же тут, в конце концов, происходит? Мы пребывали в полнейшем недоумении.

У нас возникло чувство, которое нас больше никогда не покидало. Там, снаружи, где мы были предоставлены сами себе, все проходило безукоризненно. Там царило полное доверие. Почти слепое обоюдное взаимопонимание. То, что мы могли на сто процентов положиться друг на друга, придавало нам уверенность.. Но здесь, внутри, на территории Центра БНД, мы чувствовали себя запертыми, отгороженными от мира, несвободными, терялись и не находили себе места. Кому здесь можно было доверять? Кому можно было все рассказать? Общение тут больше определялось тактикой беседы, а не ее содержанием. Вся эта лавка казалась нам совершенно оторванной от мира. Свой замкнутый мирок, далекий от жизни, в котором ничего нельзя понять.