О свободе, только о свободе.

Воскресенье.

Романтики недостаточно романтичны, потому что их противопоставления недостаточно абсурдны. Крошечность конфликта «я — общество» — погубило их: крошечное противоречие. Только противопоставление «я — мироздание» — достаточно романтично, так как достаточно абсурдно. Конфликт непомерно любимого Я с малым миром был бы неисчерпаем. И все люди (слишком надо в мире людей) моей жажды не наполнят.

Заповеди. Не проси. Не прощай. Не признавайся. Упорствуй. Не поминай всуе. Не старей. Веруй. Радуйся. Продолжай. Ты — бессмертен. Итого, десять заповедей игры.

Сколько моей самоубийственной выдумки ради преображения вас из скучных гробов повапленных в игру и радость, а вы все на прежних путях сомнения и нелюбви.

Желание жить: утреннее, вечернее, дневное, ночное. Напряженное, безвыходное. (Выход — смерть?) Каждый день отпускаю с отчаяньем: ушел, возлюбленный. Видом смиряюсь. Только видом.

Господи, позволь мне жить. Не надо случайного. Со всеми страстями, волшебством моего насыщенного времени я помещаюсь в одном — Боге. Я не живу Богом. Он — мне не цель, не содержание. Он — желание и условие жизни.

Вторник.

Великое дело — систематизация. Необозримое литературное и философское наследие двух с половиной тысячелетий поместится в несколько списков «самого важного».

Человек — существо из плоти и времени. Чтобы молчание стало ощутимым, надо сказать несколько слов. Молчание не существует без слов.

Четверг.

Лицо из тех, что не нравятся людям, бессознательно раздражает и вызывает злобу. Лицо подвижное, неустойчивое, вы сказали — зыбкое. Получаешь лицо при рождении — судьбу. Лицо будет формировать душу — поверхность души, которой она соприкасается с миром. Лицо устойчивое сразу сливается с миром, не принуждая душу к усилиям. Зыбкое же может вызвать в душе такую работу преодоления, что все заданные природой начала встанут с ног на голову. Так получится странный человек.

Надо быть целым миром отвергнутым, чтобы быть страстно принятым одной душой.

Если я забочусь об одежде и вещах, то не потому что их хочу. Это обществу нужно, оно не может, чтобы у меня не было вещей и одежды. И я даю согласие, но хочу, чтобы обошлось без груза хлопот и суеты.

Приснился сон о Чаплине. Старый, седой, смущенно улыбался. Почему это стыдное воспоминание? Потому, что был настолько прекрасен, что я целовала ему руку и плакала.

Суббота.

Всякая теория пола (борьба полов и брака) имеет в основании ущербный личный опыт. Всякая теория полов ложна, потому что воздвигает фальшивую проблему.

Разочарование слишком напоминает отречение под пыткой. Почему и как выносят свое разочарование — отречение? Почему могут жить после?

Чем больше нагнетается мелочность, суетливость, безвкусица вокруг, тем больше терпимости, снисходительности, величия! Так проявляется крайнее высокомерие упрямца.

От всех людей и от каждого предмета исходит свой призыв, на который отзывается моя природа, моя животная, неустойчивая, уязвимая природа. Я меняюсь от каждого дуновения ветра, колеблюсь. Ясная, видящая или полусонная, вольно или невольно — я воспринимаю каждый призыв. Почти всегда это призыв к равнодушию.

Сегодня на ясном, почти безоблачном небе не было солнца. Кто тосковал от этого воздуха и видел, что дороги бледнеют за деревьями? «Я ничего не видел, ни о чем не тосковал», — отвечает обманщик, скрывая свою злобу, коварство и тоску.

Воскресенье.

Когда птицы клевали печень Прометея, он страдал, как животное на бойне.

Юность и избыток жизненной силы неразделимо связаны не только со страхом смерти, но и с желанием смерти. Отчего в счастье думать о смерти? Предчувствие ранней смерти или печать одиночества?

Темный лес и холодные поля под серым небом — словно Бог со мной беседует и меня ласкает, не нарушая одиночества. Одиночество становится мучительно, невыносимо прекрасным. «О Господи, я один, и никто меня не знает».

Ничего не слушать, кроме увертюры к «Эгмонту». В финале — о счастье и радости — говорить себе: «Да, это правда».

Любимое и совершенное — единственное. Сравнить значит унизить. Любимое вне ряда, выбранное мной из ряда. Так хотят все вещи, которым больно от сравнений. Но если вы поймете их единственность, им уже спокойно и они уже разрешают себя сравнивать. «Не поминай всуе». Молчание искупит. «Я буду о тебе молчать, как никто другой».

Второй день стоит сказочный яркий мороз. Ночью звездно, луна убывает спокойно, с неторопливым величием. Я в отчаянье, что надо повернуться спиной к этим единственным соблазнам.

Бегло, во имя будущего продолжения отмечаю: роковые стечения обстоятельств, взаимоуничтожившись, не вывели жизнь из прежней безысходности неразделенной любви к себе и беззаконного слияния с погодой.

Перед сном вижу, как растаивают дымом несказанные слова, и в бреду смертельной усталости плачу, рыдаю от желания жизни. Озаряюсь разгадкой: нет более неисполнимого желания и более безысходной страсти.