Шрифт:
— Вы берете взятки от желающих напечататься? И какая Ваша зарплата?
— Никогда. А зарплата в среднем полтора миллиона.
— Вы могли бы здесь взять, если были бы взяточником?
— Здесь — нет. Потом у меня есть серьезный литературный заработок — переводы, прежде всего.
— Где Вы отказывались от взяток?
— Раньше предлагались взятки за публикации. Смешные были цифры, потому что не было точного курса доллара. Тысчонку давали, полторы. По тем временам большие деньги.
— Знакомы ли Вам — по личным ощущениям или понаслышке — выражения «мой тип женщины», «искра, пробегающая между мужчиной и женщиной»?
— Искра — да. Всегда чувствую, почти мгновенное тяготение, притом чаще всего в случае, когда не без взаимности… Вообще-то поздно мне говорить на эту тему. Две мои жены — абсолютно разные и по физическому типу, и по внешности. А вообще про женщин мне нравится анекдот.
Идут русские по Парижу, смотрят: какая женщина! — триста франков. Другая — дороже, ну и так далее. И кончается репликой: «Есть порядочные женщины, но очень дорого».
— Разочарования, которые постигают нас при попытках сближения между людьми — разочарование в друге или женщине, что сильнее?
— Конечно, разочарование в дружбе, потому что ощущаешь силу предательства. Если обманывает женщина — это не предательство, а нечто другое, хотя моя нынешняя жена — очень хороший друг.
— Почему Вы не считаете нужным рассказывать обо мне жене, не дожидаясь, спросит ли она?
— Я не то, что не хочу. Просто знаю, в каком она выжатом состоянии приходит домой. И сплошь и рядом мы мало что успеваем обсудить. Часто общаемся по телефону. Многое взяла на себя, не подпускает к машине. Она моложе меня на 13 лет — это очень существенно.
— Бог о Вас думает? Когда последний раз Вы ощутили, что вот — Бог Вам помог?
— У меня был совершенно страшный автомобильный инцидент… Спасения не было — но остались живы и мы с женой, и цела машина, как это случилось — я не знаю. Гололед, скорость 100 км, и нас несло на другую машину…
— Вы Даниила Андреева читали «Розу мира» — всю или частично?
— Не всю. Скучновато.
— Вы разделяете мнение Андреева, что помимо Бога-творца, есть еще и дьявол — тоже творец?
— Дьявола человек создает себе сам.
— Случай не управляет ли Вашей жизнью?
— Еще как, вмешивается, когда его не ждешь — и с плюсом, и с минусом…
Владимир Стеклов
ТОЛЬКО ИЗРЕДКА НАМ ДАЮТСЯ ОТРЕЗКИ НАСТОЯЩЕЙ ЖИЗНИ
— Разве Вы не замечали, когда Вы один, Вы умнее, стереоскопичнее? И тем не менее Вы любите разговаривать с другими. Отчего?
— Мне не хочется разглядывать только свою цветную душу бесконечно. С некоторых пор я стал избегать внутренних монологов. Я постоянно среди людей и наверное, я бывал неадекватен в своих поступках для окружающих. А виной тому были внутренние монологи с самим собой, моделирование различных ситуаций. Я критичен к себе и считаюсь с мнением окружающих. Я закомплексованный человек и болезненно реагирую на оценки со стороны не только в профессии, но и в жизни, в быту. Более того, это даже острее и больнее воспринимается, чем профессиональные оценки.
— А что такое любовь?
— То, что происходит между мужчиной и женщиной, это не в области разума, а в области чувств. В области разума нет никаких объяснений, доказательств.
— Вам было бы приятно, если бы в случае Вашей смерти, о Вас вспоминали и жалели так, как жалеют о Евстигнееве, Леонове?
— Не знаю, но думаю, что там другая система координат, шкала ценностей. Совсем другие мерки. Там я очень изменюсь.
— Слова «я есть — смерти нет, меня нет — смерть есть» неточны. Многое думают, что смерть — еще прижизненное событие.
— Не знаю, поверите Вы мне или нет, но я думаю это меня до сей поры не занимало и не занимает.
— Не любите говорить о смерти?
— Нет, не о смерти, а об оценках, которые я получу или не получу.
— Вы помните, сколько человек думают о Вас, что Вы самый родной, самые необходимый, лучший собеседник?
— Слишком мало. В лучшем случае пятеро.
— Кто из них думает о Вас, что Вы, прежде всего, умны, что Вы интеллектуал?
— Я думаю, что они в первую очередь станут оценивать не мои интеллектуальные и даже не профессиональные способности. Будут думать и вспоминать как о родном человеке, и конечно, в превосходных степенях, потому что для всех нас близкие люди это все.