А внизу, у наблюдательной вышки, укрывшись от сырого холодного ветра, офицеры батальона, чьи подчиненные были на огневом рубеже, обсуждали итоги ночных итоговых занятий.

— Мудрит наш комбат, всю тактику на свой лад переделывает, — слышался чей-то басок. — Наши гранатометчики могли высокую оценку получить, а он так усложнил задачу, что еле на троечку вытянули. Ну были бы обычные занятия, понять можно, а то ведь осенняя проверка. За весь год отчитываемся.

— Точно, — поддакивал ему хрипловатый голос. — Другие вон подмену делают...

— С новым-то стали постоянно спешить, кого-то догонять... Куда рвемся? Кого догоняем? — нарушил молчание еще один офицер.

— Точно, — снова поддакнул тот же хрипловатый голос. — Черепаха не спешит, потому и живет долго.

Капитан Черножуков, начавший было спускаться с вышки, остановился. Разговор шел явно о нем. «Эх, сюда бы Андрюшу, — вздохнул Александр. — Он быстро растолковал бы вам и про тактику, и про стрельбу, и про настоящую боевую обстановку».

И тут сам удивился последовавшей мысли: «Да разве не видно, как много общего у заместителя по политчасти Юрия Черненко с Андреем Борисовым, у командира гранатометного взвода Александра Кузнецова с Владимиром Минаковым! Сравнивать надо, но только для того, чтобы помочь молодым офицерам вырасти на голову выше».

Комбат уже хотел вернуться с лестницы на наблюдательную вышку (не подслушивать же чужой разговор!), когда его привлек голос лейтенанта Черненко:

— Не тот разговор у нас получается, товарищи. Вот некоторые считают: у Черножукова на все своя мерка. А это не мерка, а мера. Мера реального боя...

«Молодец, комиссар», — радостно подумал Александр, И стало ему тепло на пронизывающем ветру полигона, словно рядом он почувствовал надежное плечо Андрея Борисова.