— Я ведь копать пробовал, — говорил, — вдруг там богатства какие. Так куда там! Всё завалено, не подступиться. Сплошной камень. А в этом камне — мёртвые фэйри. Не такие мёртвые, как из людей получаются. Другие.

На прочие же расспросы в трезвом виде — отмалчивался, в пьяном — глупо хохотал. Многие слушали. Пришлось Ивору встречный слух пустить. Мол, человечишка так старается оттого, что знает — сгонит его сида с хлебного места. Кому нужен недотёпа-смотритель, вся сила которого в том, что он принцем Рисом поставлен? Сам Рис, соседушка, власть над незримым имеет, потому как по сути вассальный король. Но одно дело — отблеск чужой силы, иное — своя. Уж сида-то, если из холма вдруг полезет, сумеет разобраться. Коль уж Гвина победила, так ей, верно, сам Сатана не очень опасен…

Дня через три после Самайна пришли известия, что сида выздоровела — но на земли свои пока не собиралась. А безымянная страна, которую всё чаще назвали Неметонионом, нуждалсь в защите от незримых сил. Наконец, Ивор решился и отправился за границу — поторопить ригдамну, а заодно и выяснить, как именно придётся дальше жить. Не ждать же февральского окота без защиты снизу. Да и сверху. Так можно и без скотины остаться!

Теперь подновлённая в бывшей столице колесница вызывала у встречных и обогнанных восхищённые ахи: как же, в правобережье Туи уже все ездят на сидовский манер. А разъяснять, что ты — не все, каждому не станешь. Но уж остановившись на придорожной ферме переночевать, Ивор сдерживаться не стал, и рассказал хозяину с семьёй, как довелось ему стать знатным человеком, представителем народа, и что надо бы это как-то наглядно показать.

— Так подними на копьё вымпел королевских цветов, — удивился хозяин, — дел-то! Так и будет видно, что ты по королевской надобности едешь.

Ивор в раздражении дёрнул ус.

— Да откуда ж мне знать эти цвета!

— Так она же их, наверное, носит!

Ивор попытался припомнить, что было надето на сиде во время осады. Ряса, точно. А цвет — и не поймёшь, какой. Буро-синий, почти чёрный… Ну, и всё. Ещё, кажется, всаднические сапоги — которых она не жалела, по грязи ходить. Так и сказал.

Фермер поскрёб небритый дня три подбородок.

— Жена! — позвал.

— Чего тебе? Пироги сгорят!

— Не помнишь, чего на сиде было? Когда она к нам на Неметону заезжала?

— Когда заезжала — ряса. Не пойму даже, какого колера. Тёмная. А когда выходила в бой — оба платья белые, оба, кстати, верхних. Без вышивки… Ох, ну вот подгорели, точно… Алан, а ты у младшенькой куклу Неметоны посмотри. Она её точно как сиду и одела!

Легко сказать — возьми посмотри. Неметону с женской половины выносят редко, да с церемонией. Одно хорошо — с обрядом управилась младшая дочь фермера. Никого отвлекать от работы не пришлось.

— Вот, — сказал глава семейства, — А до того, как Немайн к нам заехала, сладу не было. То ли во младенчестве перебаловали, то ли ещё чего… А теперь серьёзная. Вырастет — ведьмой будет, точно.

Ивор между тем разглядывал куклу. Да, вся в белом. Алый плащ — это общее, воинское, она тогда на королевской службе была. Ну и какой вымпел приспособить к копью? Хотя… На белой накидке чернели нарисованные углем кресты.

— Это что? — спросил Ивор.

— Это мне рассказали, — сообщила девочка.

— Что рассказали?

— Что Неметона пелерину вышила. Вот так.

Ивор дёрнул ус.

— Белое с чёрным, — протянул он, — а хорошо. Ни у кого такого сочетания нет. А у нас, значит, будет. Ну, а не понравится ригдамне — поменяем!

Так что в Кер-Мирддин он въезжал уже едва не как посол сопредельной державы. Не удержался, надулся индюком. Вышло бы сущее посмешище — да первые же минуты поисков Немайн спесь поумерили. Хуже того — минуты плавно перетекли в часы — а поймать только-только вставшую с одра болезни сиду никак не получалось. Уж больно шустрая! Куда не сунешься, один ответ: да, была, уже ушла, даже убежала. Не перепутаете: зелёное с жёлтым платье, белая пелерина с премиленькими чёрными крестиками… И главное: уши.

Но самое большее, чего достиг несчастный посол, было лицезрение ригдамны издали. Едва завидев сиду, чуть дар речи не потерял — если при осаде ригдамна скорее напоминала монахиню-аббатису, то теперь это была хлопотливая хозяйка. Немайн металась по городу, и откровенно пыталась быть в трёх местах одновременно. Ярко-зелёную молнию было трудно не заметить и совершенно невозможно догнать. После нескольких попыток Ивор догадался — очередное волховство.

Перехватить отца сиды, Дэффида ап Ллиувеллина, оказалось вовсе невозможно — вот усыновил человек ту, кого до Христа почитали за богиню — так и сам стал чуть не небожителем. Одна слава, что землю топчет — а поди поймай! Хуже, чем МЛАДШАЯ дочь.

А потому Ивор вздохнул, да потопал прямо в "Голову Грифона", справедливо рассудив, что уж домой к маленькому сыну Немайн непременно вернётся. Ивор ошибся. То есть сида, конечно, вернулась — ближе к полуночи, только для того, чтобы провозгласить на пороге:

— Харальд, меня нет! Ни для кого…

И пробежать на хозяйскую половину.

Когда Ивор изложил дело бородатому иноземцу, явно состоящему у сиды на службе, тот только плечами пожал:

— Так она спит. После болезни устаёт быстро. До кровати добежит и свалится. Часа четыре поспит — и снова свеженькая… Так и живёт: у нас один день, у неё два. Ничего. Раз разговор важный, ты её подожди. Проснётся, дела у неё особого не будет: все ещё спят. Ну, может, маленький проснётся, с ним повозится. А там спустится перекусить. Тут-то ты и разговор заведёшь.