– Плохо, – подтвердила она.

– Но они не сломали мне нос, – глухо произнес он. Он попытался поднять руку, но мешала короткая цепь. – Потрогай.

Ее прохладные пальцы дотронулись до его носа.

– Ты прав. Он не сломан.

– Я уклонялся, – с тихой гордостью сказал он.

– Умница. – Она поцеловала его в нос, а потом в ужасную ссадину на щеке. – О Шрив, что я с тобой сделала?! Я никогда не думала, что они арестуют тебя только за то, что ты сопровождал меня.

Он пожал плечами.

– Нельзя было рассчитывать на здравый смысл военных. Я всегда говорил тебе: жизнь – это не театр. Реальные люди лишены той логики, которая присуща литературным героям. У них есть лишь их собственная логика, основанная на собственном благополучии и продвижении по службе. – Он зашевелился, стараясь найти для своего измученного тела более удобное положение.

Она покачала головой.

– Я совершила много ошибок. Я никогда не задумывалась над тем, что будет после того, как Уэстфолл признается, что послал моего отца на верную смерть. Неужели я все испортила?

Шрив тяжело вздохнул и попытался открыть глаза, чтобы лучше видеть ее.

– Миранда, поскольку они не знают, кто ты, они в конечном итоге должны будут освободить меня. Ведь я ничего не сделал.

– Но они били тебя. – Ее голос дрогнул.

– Они уже отказались от этих методов, – солгал он, содрогаясь от мысли, что Траск находится где-то поблизости. Он должен уговорить ее отказаться от планов его освобождения. Вероятно, они так же неразумны, как и те, из-за которых он попал за решетку. – Послушай, дорогая, я счастлив, что ты пробралась сюда. Я не знаю, как это тебе удалось. Но ты должна бежать. Они могут схватить тебя. И то, что они сделали со мной, покажется шуткой по сравнению с тем, что они сделают с тобой.

Она еще раз поцеловала его и встала.

– Побереги силы. Я принесла тебе еду. Ты, должно быть, умираешь с голоду.

Он покачал головой, и от этого движения боль пронзила его затылок.

– Тебе надо выбираться отсюда.

– Мы оба выберемся, но не раньше, чем придет поезд.

– Они разоблачат тебя.

– Как они смогут это сделать, если даже ты не узнал меня?

– Я плохо вижу, а у них хорошее зрение.

– Шрив, я все-таки неплохая актриса. Он попытался приподняться, опираясь на локоть. Его наручники зазвенели. Превозмогая боль, он оглядел ее с головы до ног.

– Ты выглядишь как персонаж любительского спектакля в женской школе.

– Только на взгляд опытного актера. Ты знаешь, на что надо обращать внимание. – Она отрезала маленький кусочек жесткого бифштекса. – Ты можешь жевать?

Он отвернулся, бормоча проклятия сквозь стиснутые зубы.

– Сомневаюсь.

– Ты должен попытаться. – Она поднесла кусок к его губам.

Он осторожно покачал головой.

– Зубы шатаются.

Миранда закрыла глаза, борясь с желанием расплакаться. Она не могла позволить слезам испортить грим. Она не рассчитывала, что поезда придется ждать сорок восемь часов. Накладные волосы выдержат, но она не обладала мастерством Ады, чтобы поправить грим на лице.

– Шрив, – прошептала она. – Ты должен поесть. Ты должен продержаться. По крайней мере до тех пор, пока я не посажу тебя в поезд.

– Я выдержу, – пробормотал он и отвернулся.

– Шрив!

Он был без сознания.

Ей потребовалось несколько минут, чтобы взять себя в руки. Она проделала все упражнения по глубокому дыханию, которым он научил ее, при этом повторяя свои слова и жесты и анализируя свою игру. Пока все было безупречно. Никаких промахов. Она должна ничего не перепутать и продолжать в том же духе еще сорок восемь часов.

Такую роль играют раз в жизни. Женщины играли мужские роли в фарсах, но в драмах – никогда. Это будет главная ее роль.

Когда у нее перестали дрожать руки и комок в горле исчез, Миранда расстегнула у Шрива рубашку, чтобы ему было легче дышать, и при виде его обнаженной груди невольно вскрикнула. Лиловые синяки сплошь покрывали его тело от подмышек до пояса. Наверняка у него сломано несколько ребер. А что, если у него повреждены и легкие? Она на мгновение закрыла глаза, чтобы удержать готовые пролиться слезы.

Представь себе, что это его грим, сказала она себе. Лучший из тех, что делала Ада. Как мой собственный. Мне нельзя плакать, потому что в любую минуту я должна быть готова выйти на сцену. И я не имею права допустить ошибку.

Открыв глаза, она достала влажную тряпку и стала обтирать его тело. Он застонал от ее нежного прикосновения. По его коже пробежали мурашки, хотя он сам, казалось, по-прежнему был без сознания. Наконец она застегнула на нем рубашку, свернула влажную тряпку и положила ему на лоб. Он вздохнул и открыл глаза.