Шрифт:
– Гм… Негусто… А Бурый?
– Еще разговаривает.
– Хорошо, идем. Мы освобождаем вас от работы,- обратился он к пани Уенской.- Прошу вас никуда из дома не выходить. Считайте, что это запрет. В случае необходимости бюллетень будет продлен. Но из дома ни на шаг, пока я не разрешу.
Они спустились вниз, майор отыскал сержанта и отдал ему распоряжения, а потом вместе с поручиком сел в ожидавшую их «варшаву».
– Приехали за тахтой, а завтра обнаружим ее труп,- с горечью заметил Герсоп, когда машина свернула на Ягеллонскую,- хорошо, если не расчлененный…
– Похоже, она прихватила их добычу. Как ей это удалось, черт его знает, но выходит так: мы преследуем их, а они ее…
– Да еще тот тип,- добавил Герсон.
– Ах, тот, с пальто! Что-то в этом кроется, но что? Пожалуй, Стефан, следует заняться им…
– После этого похищения мне все представляется в несколько ином свете,- вздохнул поручик,- бывают ситуации, когда лучше быть подчиненным, чем начальником…
– Нечего умничать!
– произнес со злостью Выдма, а потом добавил уже спокойнее: - Да, видно, придется давать объяснения…
Сознание возвращалось медленно, страшно мутило. Ей казалось, что вот-вот ее вывернет наизнанку. Голова раскалывалась от боли, будто кто-то сжал ее железным обручем. Она попыталась сесть и застонала, но подняться не смогла, так как руки и ноги были связаны.
Она лежала на железной кровати, на сеннике, покрытом каким-то выцветшим одеялом. Опустив на пол связанные ноги, она села, но встать не смогла: конец веревки, которой ее связали, был прикреплен к металлическим прутьям кровати. Тряхнув головой, Анка откинула волосы, спадавшие на лицо. И опять вскрикнула от боли. Постепенно она совсем пришла в себя. Осмотревшись по сторонам, поняла, что лежит в небольшой грязной комнате, под потолком горит лампочка без абажура. Возле кровати стоит табурет, у одной из стен - стол и колченогий стул. Решетки на окне нет, но зато снаружи оно прикрыто ставнями. В открытую дверь виднелась темная пустая комната.
Она опять застонала, когда чуть шевельнула головой. Боль постепенно утихала, но тошнота не проходила. На трухлявом сеннике со сбитой соломой сидеть было неудобно, а передвинуться она не могла, не пускала веревка. Анка сидела в неудобной позе, опустив голову, и пыталась вспомнить, что произошло.
Неожиданно из темноты долетели до нее слова.
– Ну как? Пришла в себя?
– Скрипучий старческий голос спрашивал ее безучастно, но и без явной враждебности.
Она вскинула голову от неожиданности - чей же это голос отозвался в зияющей черноте двери?
– Кто там? Кто вы?
– спросила она со страхом.
– Не задавай глупых вопросов.- На сей раз ответ прозвучал резко.- Говорить можешь?
– Могу… но,- простонала она,- почему вы не войдете сюда? Почему меня связали?
– Так надо. Надеюсь, у тебя хватит ума понять; не советую просить, чтобы я вошел. Если это случится, ты должна будешь умереть.
– Почему? Что вам от меня надо?
– Отдай деньги, которые взяла у Виктора.
– Не брала я у него!
– Он сам тебе дал? Возможно. Только интересно, почему же ты его не ждала у него на квартире, как он тебе велел. Из-за этого он и погиб.
– Ни о каких деньгах ничего не знаю!
На какое-то время в темной комнате все затихло. Потом опять раздался голос:
– Значит, так… Я ожидал этого. Виктор пошел тем же путем, только потом ему пришлось признаться. Думаю, и ты так поступишь.
Она помолчала какое-то время, потом спросила:
– Значит, вы убили Виктора?
– Да, мы. Он обобрал своих дружков и пытался выкрутиться. Говорил вначале то же самое, что и ты, будто ничего не знает. А когда его прижали, заговорил, сказал, что деньги отдал тебе.
– Это неправда…
– Повторяю, ты делаешь ту же ошибку, что и твой Яблочко. На него нашли управу и с тобой справимся.
Мужчина говорил чересчур спокойно, будто главное для него - как можно точнее выяснить обстоятельства дела,
– Говорю вам, не брала я деньги!
– Ты глупее, чем я думал, Значит, хочешь расстаться с жизнью из-за этих денег…- до нее донесся короткий, скрипучий смешок.- Ведь тебе пе удастся пустить их в дело.
– Что вы со мной собираетесь делать?
– Вариантов у нас много. Виктору мы развязали язык с помощью раскаленного уголька, а для тебя, пожалуй, достаточно лезвия.
– Вы не сделаете этого!
– Голос у нее задрожал от страха.
– А почему бы и нет, если ты упираешься? Пройдусь по твоей физиономии разочек-другой, сразу помягчаешь. А ежели будешь молчать, то придется разукрасить твою смазливую мордашку…
– Нет! Нет!
– прокричала Анка в отчаянии, понимая, как она бессильна что-либо сделать.
– Чего ты надрываешься, боюсь, что тебя никто не услышит. Положение твое не такое уж плохое, у тебя есть возможность выбора.
Она молчала довольно долго, опустив голову. Светлые волосы закрывали лицо, падали на связанные руки, которые она засунула между коленей.